Сергей Шведов - Поверженный Рим Страница 29

– Пока жив Феодосий, – сказал Себастиан, – он не допустит возрождения языческих культов.

– Я уже имел возможность переброситься парой слов с посланцем императора Феодосия.

– А разве Пордака в Медиолане? – удивился Меровлад.

– Приехал вчера вечером. Он знает о брачных намерениях Магнума Максима и уже дал мне понять, что не одобряет их. Между прочим, он намекнул, что ты с ним еще не расплатился за прежнюю услугу, а потому вряд ли можешь рассчитывать на новую.

– А о какой новой услуге идет речь?

– Пордака готов донести императору Феодосию и епископу Нектарию о сближении Амвросия Медиоланского и фламина Юпитера Паулина. Даром это Амвросию не пройдет.

– Пройдоха! – в сердцах воскликнул Меровлад.

– Это ты об Амвросии?

– Нет, о Пордаке.

– Кто бы спорил, – засмеялся Себастиан. – Но эта услуга корректора действительно стоит того, чтобы за нее заплатить. Одно слово Феодосия разом отрезвит как Амвросия, так и Юстину. И на происках Паулина будет поставлен жирный крест.

– Пожалуй, – не стал спорить с трибуном Меровлад. – Заплати Пордаке и за смерть Грациана, и за письмо к императору. Не забудь только взять с него расписку, иначе этот негодяй будет тянуть с меня деньги до скончания дней.

Медиолан гудел, как потревоженный улей. Большой торговый город, столица западной империи, соперник Великого Рима, стал яблоком раздора между двумя императорами, умудренным жизнью Магнумом Максимом и юным Валентинианом, за которым стоял всесильный префект претория Меровлад. Пока что не сказал своего веского слова император Феодосий, соправитель убитого месяц назад Грациана, а потому взоры не только простых обывателей, но и зрелых мужей устремлялись на посланца Константинополя, светлейшего Пордаку. В его расположении были заинтересованы все противоборствующие стороны, и корректор показал бы себя круглым дураком, если бы не извлек пользу из создавшейся ситуации. Пордака уже успел встретиться с префектом Рима Никомахом и был, разумеется, в курсе устремлений императора Максима. На первый взгляд брак Магнума Максима с Юстиной снимал все противоречия между противоборствующими сторонами и позволял мирно разрешить возникшую коллизию. Но это только на первый взгляд. Проблема была в том, что у Максима имелись обязательства как перед фламином Паулином, активно поддержавшим мятеж, так и перед варварами, уже прибравшими к рукам едва ли не половину Галлии. А епископ Амвросий, который мог бы склонить Юстину к браку с Максимом, отнюдь не горел желанием возвращать языческим храмам отобранные покойным Грацианом привилегии.

– А потом – куда вы денете Меровлада? – спросил у Никомаха Пордака. – Или вы полагаете, что префект претория добровольно отойдет от дел?

Префект Рима Никомах выступал за мирное сосуществование всех религий на землях империи, и в этом его готовы были поддержать едва ли не все сенаторы. Увы, их разумная позиция не устраивала ни христианских епископов, ни чиновников из свиты божественного Грациана, погревших руки на конфискованном у жрецов имуществе. За неимением более достойной фигуры эти люди большей частью цеплялись за императора Валентиниана, а точнее, за комита Меровлада, который уже успел собрать под свою руку едва ли не все имеющиеся в западной части империи легионы. Обилие императоров, враждующих друг с другом, грозило сыграть и с империей, и с Медиоланом злую шутку. В борьбе за первенство они вполне могли стереть в порошок процветающий город.

– Я еще не получил ответа на свое письмо к императору Феодосию, но не сомневаюсь в том, что этот ответ будет неблагоприятным для тебя и твоих сторонников, сиятельный Никомах.

К сожалению, ответ императора оказался неблагоприятным и для самого корректора Пордаки. Комит схолы агентов Перразий, приехавший в Медиолан, ясно дал понять зарвавшемуся корректору, что им недовольны. Более того, его подозревают в государственной измене, и если эти подозрения подтвердятся, то Пордаке не поздоровится.

– У меня есть предписание императора заковать тебя в железо, корректор, – объявил Перразий удивленному Пордаке, – ибо ты обвиняешься в сговоре с убийцами божественного Грациана.

– И кто же возвел на меня столь чудовищный поклеп? – возмутился Пордака.

– Комит Гайана, – не стал скрывать от корректора печальных подробностей Перразий. – Я бы арестовал тебя немедленно, Пордака, но высокородные Лупициан и Саллюстий просили меня не торопиться.

– А разве Гайана умеет писать?

– Видимо, он нашел образованного помощника. Мой тебе совет, светлейший Пордака, если ты действительно виноват, то прими яд и уйди с миром. Время для ухода я тебе дам.

Пордака нисколько не сомневался, что комит агентов Перразий не только даст старому знакомому время на уход, но даже поможет ему спуститься в ад, дабы много знающий корректор не донес правду до ушей императора Феодосия. Если бы Пордака был трусом или идиотом, он непременно бы воспользовался советом Перразия, но, к счастью, корректор родился героем и по части твердости сердца мог служить примером не только имперским полководцам, но варварским вождям.

Дабы не искушать судьбу и не вводить в соблазн комита агентов Перразия, Пордака покинул Медиолан и спрятался под крылышком высокородного Андрогаста. Сам мятежный комит пребывал в глубоком раздумье. Смерть Грациана, как ни странно, сильно ослабила его позиции. Император Магнум Максим выскользнул из-под влияния комита и окружил себя чиновниками убитого Грациана в надежде обрести в них опору. Опора, прямо скажем, была хлипкая, но она позволяла божественному Максиму отмахиваться от советов своего старого друга и проводить самостоятельную политику. Самозваный император был почему-то абсолютно уверен, что вопрос о его браке с Юстиной уже решен и что император Феодосий готов раскрыть объятия для своего соправителя.

– Глупец, – коротко охарактеризовал своего старого друга комит Андрогаст, и светлейший Пордака немедленно с ним согласился.

Кроме всего прочего, Андрогаста обвиняли в сговоре с варварами. Император Максим на удивление быстро забыл, кому он обязан своим возвышением и даже жизнью. Ссоры между легионерами и русколанами рекса Верена вспыхивали едва ли не каждый день, и хотя варвары, как правило, выходили победителями из этих стычек, все же и Андрогаст, и сам Верен отлично понимали, что рано или поздно эта вражда, подогреваемая римскими интриганами, приведет к большому кровопролитию. Под рукой у вождя русколанов было две тысячи конников. Под рукой императора Максима – пятнадцать легионов пехоты и пять тысяч клибонариев. Конечно, не все легионеры размешались в Лионе, но в любом случае здесь было достаточно сил, чтобы нанести русколанам чувствительный урон. Светлейший Пордака проникся заботами Андрогаста и Верена и стал открыто призывать русколанского вождя к захвату одной из римских провинций, что для чиновника империи было как-то уж слишком смело. На это обстоятельство и указал ему удивленный комит.