Джеймс Купер - Краснокожие Страница 29

— То же самое слышал я и от других, но будем осторожны, мне кажется, что я слышу шаги кого-то из барышень. Сюда идут!

В тот же момент дверь распахнулась, и на пороге появилась Марта, а позади ее три другие барышни. Марта держала в руке прелестнейшую золотую цепь редкой работы, купленную дядей во время наших путешествий и предназначенную им моей будущей супруге, кто бы она ни была. Очевидно, он имел неосторожность показать барышням эту редкую вещь, и Марта была от нее в восторге. Увидя меня в комнате бабушки, все молодые девушки немало удивились, однако ни одна не сказала ни слова.

— Взгляните, бабушка, — воскликнула еще с порога Пэтти, — взгляните, видали ли вы когда-нибудь что-либо более изящное и более прелестное, чем эта цепь? А вместе с тем этот торговец не соглашается продать ее нам.

— Быть может, ты предлагаешь ему слишком низкую цену, дитя мое, ведь эта вещь должна стоить очень больших денег. Быть может, мне удастся уговорить вас изменить свое решение? — приветливо обратилась к продавцу бабушка. — Я была бы так рада побаловать немного внучку, подарив ей эту прелестную цепочку, которая, судя по всему, так сильно нравится ей.

В ответ на это торговец подошел ближе и, почтительно целуя руку бабушки, отвечал, что если бы он мог изменить свое решение для кого-либо, то, конечно, сделал бы это для такой прекрасной, приветливой и доброй дамы, как она, — «но, я поклянился, што эта вешш я дала шене моея сына, когда он будет шенить себе на какой-нибудь хорошенькой американски девешек, и фот пошему мне никак не мошно откасать от свой слов! » — проговорил мнимый торговец.

Бабушка улыбнулась, но, убедившись, что эта вещь действительно предназначается для моей будущей невесты или супруги, не стала более настаивать.

— А вы, — обратилась она ко мне, — имеете ли тоже желание, что и ваш батюшка? Ведь это очень богатый подарок для таких бедных людей.

— Ja, ja! .. Aber, хоть это быть ваши прафда, aber, когда давайт свой сердце любовь, то такой вешш, как солот, имайт тогда не большой цен.

— Ну, что же делать, — вздохнула хорошенькая Пэтти, — приходится мириться с этой маленькой печалью и огорчением, хотя я, право, никогда еще не видала такой хорошенькой цепочки.

— Но я ничуть не сомневаюсь, что рано или поздно найдется такой человек, который поднесет вам цепочку не менее, если еще не более красивую, чем эта! — не без некоторой колкости сказала Генриетта Кольдбрук.

Это замечание ее очень не понравилось мне, и я тут же решил, что эта цепочка никогда не будет принадлежать мисс Генриетте, несмотря на то, что она была очень хороша собой и что такого рода решение неизбежно должно было огорчит дядю Ро.

К немалому моему удивлению, я заметил, что щечки моей Пэттии покрылись при этих словах легким румянцем, и тут только мне вспомнилось имя некоего Бикмена. Взглянув на Мэри Уоррен, я ясно мог заметить, что и она чем-то огорчена и только потому, что Марта была затронута, так как другой какой-либо причины к огорчению у нее в данное время не было, да и быть не могло.

— Голубушка, да и вы не огорчайтесь, я уверена, что ваша бабушка найдет для вас подобную цепочку, когда поедет в город, и это заставит вас забыть вот эту! — успокоительно шепнула она на ухо моей сестре.

Марта улыбнулась и горячо поцеловала свою прелестную подругу. Однако любопытство бабушки было затронуто, и ей хотелось узнать еще кое-что.

— Итак, вы, милый друг, решили бесповоротно поднести эту цепочку вашей будущей супруге?

— Oh, ja, мадам, oh, ja!

— И что же, ваш выбор уже сделан? — полюбопытствовала она, многозначительно поглядывая в ту сторону, где стояли обе воспитанницы дяди.

— Nein, madam! — ответил я, смеясь. — В Америку быть так много красива мадам, што я не ошень торопляется.

— Так вот, милая бабушка, — прервала меня Пэтти, — так как никто из нас не может получить этой прелестной цепочки, то мы решили утешиться вот этими вещицами, всего на двести долларов; вы ничего против этого не имеете?

— Ну и прекрасно, что вы утешились; сейчас мы рассчитаемся, а вы нам не мешайте, идите в зал.

Все вышли, чтобы не мешать бабушке расплачиваться с продавцом, а, в сущности, это был лишь предлог, чтобы остаться с сыном наедине.

Глава XI

Наша жизнь изменилась. Другая любовь начала обвиваться вокруг ее одинокой нити жизни, но между моим сердцем и сердцем сестры была вплетена золотая нить.

Полчаса спустя мы сидели уже за отдельным столом так же спокойно, как если бы мы были в гостинице. Прислуживающий у стола лакей был старый слуга нашей семьи, проживший в доме более двадцати пяти лет в одной и той же должности. Понятно, он не был американцем родом, потому что ни один американец не остается в течение стольких лет в одном и том же низшем положении; если за ним водятся какие-либо хорошие качества, за которые его согласились бы держать его хозяева, то можно с уверенностью сказать, что он пойдет все выше и выше; если же за ним их нет, то хозяева его не дорожат им и не хотят подолгу держать у себя. Европейцы же — менее прогрессивные и менее самолюбивые люди, и часто можно между ними встретить человека, который всю свою жизнь прослужил конюхом или лакеем и ни разу не мечтал о возможности достичь более высокого общественного положения.

Так Джон, хотя и прослужил много лет в нашем доме и во многом сроднился с нашей семьей, все же сохранил кое-какие лакейские чувства и отношения к людям, которых он считал ниже себя по положению. Ему казалось, что для нас будет слишком много чести, если он останется у стола прислуживать нам, и потому, подав первое блюдо, он подвинул его к дяде и, указав ему на большой нож, как бы желая сказать этим «управляйтесь сами», вышел из комнаты.

Как и следовало ожидать, обед наш не представлял собою ничего особенно изысканного, хотя мы слышали, как бабушка впоследствии приказывала прибавить к нему кое-что полакомее; так, между прочим, нам подали бутылку хорошего вина, что было не совсем по чину людям нашего звания, но это отчасти объяснилось тем, что поданное нам вино было рейнвейн, так что бабушка хотела как бы польстить этим нашему патриотическому чувству.

— А, право, ведь это была прекраснейшая мысль приказать подать бутылку этого рудельсгеймера, не правда ли, мой друг? Матушка моя, право, прекраснейшая и разумнейшая женщина, какую я только знаю, и как она прекрасно сохранилась! Но если старая хозяйка здесь прелестна, то ведь и молодые ее помощницы тоже не дурны, что ты на это скажешь?

— Да, я с вами во всем согласен, дядя, и должен признаться, что давно уже не встречал нигде двух таких прелестных девушек, как здесь.