Бернард Корнуэлл - Медноголовый Страница 29

На второй день битвы на Хэмптонском рейде (9марта 1862 года) «Виргиния» (на заднем плане) вышла в море, чтобы добить севший в первый день на мель фрегат северян «Миннесота», но встретилась с вражеским броненосцем «Монитор» (на переднем плане). Три часа подряд бронированные противники обменивались снарядами, но не смогли нанести друг другу серьёзных повреждений.

— А, не забивай себе голову, Нат. Нам бы с войной на суше управиться. — догадавшись, о чём думает Старбак, бросил Бёрд.

Майор захлопал в ладоши, поторапливая подчинённых, чтобы не задерживались на объятой огнём станции и присоединялись к строящемуся на южной дороге Легиону.

— Но откуда они узнали о нашем железном корабле? — не мог успокоиться Старбак.

— Шпионы, конечно же. Сотни шпионов, если не больше. Ты же не думаешь, Нат, что южнее Вашингтона все в одну ночь забыли восемь десятков лет совместной с Севером истории? — Бёрд покачал головой, — Хватает и тех, кто предпочитает сотрудничество с янки подобной жалкой бесприютности.

Он указал на кучку бредущих мимо беженцев и помрачнел, представив, что его жена могла бы шагать среди них, спасаясь от янки. Это было маловероятно, округ Фальконер находился глубоко в сердце Виргинии, тем не менее, Бёрд, сам того не сознавая, накрыл ладонью карман, в котором хранил фото Присциллы, при мысли о том, что их маленький домик с разбросанными повсюду нотами, скрипками, флейтами и ещё Бог знает, чем, может быть предан огню оравой беснующихся янки.

Видя, как изменилось лицо командира, Старбак спросил:

— Что с вами, сэр?

— Вражьи конники! Гляди в оба! — заорал Труслоу роте и повторил для не ко времени задумавшегося майора, — Янки, сэр!

Для наглядности сержант ткнул пальцем на север, где в бледных тенях дальнего леса обрисовались силуэты всадников.

— Шагом марш! — зычно скомандовал очнувшийся Бёрд и, понизив голос, объяснил Старбаку, — Присциллу вспомнил.

— Как она?

— Пишет, что всё замечательно, но что ещё она может писать? Славная девчушка не хочет волновать меня жалобами.

Бёрд женился поздно на девушке вдвое себя младше, и любил жену страстно, до обожествления, со всем нерастраченным холостяцким пылом.

— Пишет, что посадила лук. Не рано ли лук сажать? Может, она имела в виду, что осенью посадила? Как бы то ни было, я до глубины души восхищён тем, что любимое мною существо смыслит в сроках посадки лука. Сам я в этом полнейший профан. Лишь Господь ведает, когда я увижу её вновь.

Он тяжело вздохнул и оглянулся на далёких всадников, которые держались пока на расстоянии, сторожась «квакерских пушек»

— Вперёд, Нат. Или, вернее, назад. — с натужным оптимизмом провозгласил Бёрд, — Оставим эту землю пепла врагу.

Легион вошёл в город. Некоторые дома стояли пустыми, но большая часть горожан осталась на месте.

— Прячь флаг, приятель! — окликнул Бёрд плотника, перед мастерской которого гордо и вызывающе реяло новое знамя Конфедерации, — Сложи и спрячь! Мы ещё вернёмся!

— Неужто янки близко, полковник? — повысил майора в звании тот.

— Горстка кавалерии. А за ними всё войско северян.

— Задайте северянам трёпку, полковник! — пожелал плотник, тянясь к стягу.

— Зададим, не сомневайся. Удачи тебе, друг!

Городок остался позади, и Легион месил ногами грязь на просёлке, разбитом колёсами телег беженцев. Дорога вела во Фредериксбург, где Легиону надлежало пересечь реку и уничтожить за собой мост перед тем, как влиться в ряды основной армии. Войска, за редким исключением, отводились по западному тракту к Калпепер-Куртхаусу, где обосновался Джонстон со штабом. Джонстон подозревал, что янки предпримут широкий охват, чтобы обойти новую оборонительную линию. Следовательно, округу Калпепер было не избежать большого сражения; сражения, в сравнении с которым, как заметил Бёрд Старбаку, Манассас покажется безобидной стычкой.

Путь Легиона пролегал мимо места его летнего боевого крещения. Справа поднимался пологий склон, по которому они драпали после того, как янки навалились всерьёз, слева — холм, на котором Джексон заработал прозвище «Каменная стена», остановив северян и погнав их обратно. Со дня битвы минуло восемь месяцев, но на косогоре были всё ещё заметны рытвины от артиллерийского огня. У перекрёстка высился двухэтажный каменный дом, где ненадолго попавший в плен Старбак наблюдал за работой хирурга, кромсающего израненную плоть. Во дворе темнела провалившаяся, размытая дождями могила, из которой торчали округлые головки костей. У колодца, водой из которого Старбак в тот знойный день утолил иссушающую жажду, сидели на корточках отставшие от шедших впереди Легиона частей.

Отставшие выводили Труслоу из себя.

— Смотришь: вроде штаны носят… А раскисли, как бабы. — бурчал он.

У дороги попадалось всё больше таких солдат. Некоторые были больны и неспособны двигаться, но большинство просто устали или стёрли ноги. Труслоу издевался над ними, язвил, но его презрение не могло заставить их подняться на ноги с хлюпающей внутри ботинок кровью и двигаться вперёд. Среди отставших Старбак начал замечать физиономии бойцов из головных рот Легиона.

— Дурость какая-то, — злился Труслоу, — Этаким манером мы половину войска по пути растеряем.

Увидев троицу легионеров из роты «А», он накинулся на них, обзывая цыплячьими потрохами, приказывая встать и идти дальше. Троица не обращала на него внимания, тогда Труслоу ударом кулака опрокинул того из них, что повыше, в грязь.

— Вставай, сукин сын! — ярился сержант.

Тот помотал головой и сложился пополам от пинка в живот.

— Вставай, слюнтяй! Вставай и иди!

— Я не могу!

— Хватит! — гаркнул Старбак сержанту.

Труслоу воззрился на него, недоумевая, почему капитану вздумалось вмешаться.

— Я не собираюсь позволять им пропустить войну только из-за того, что они бесхребетные хлюпики. — на всякий случай объяснил он.

— И я не собираюсь. — дёрнул плечом Старбак, — Не собираюсь и не позволю.

Он подошёл к скорчившемуся на грунте парню, отметив про себя, что последняя реплика в разговоре с Труслоу вызвала живейший интерес у отставших. Им было любопытно, каким образом темноволосый офицер намерен преуспеть в том, в чём потерпел неудачу маленький забияка-сержант.

Труслоу сплюнул в слякоть:

— И как же? Трепотнёй?

— Доводы разума, сержант, действуют на людей лучше кулаков.

И остановившаяся рота «К», и отставшие солдаты, затаив дыхание, ждали, что будет дальше.