Понсон дю Террайль - Испанка Страница 3

Молодой человек внимательнее всех рассматривал мнимого дикаря; наконец подозвал к себе содержателя балагана, который рассказывал почтеннейшей публике биографию главы австралийского правительства.

— Ваш дикарь понимает по-английски?

— Как же, понимает, — отвечал балаганщик с достоинством.

— Сэр О'Пенни, — обратился молодой человек к дикарю по-английски, — на каком корабле вы прибыли в Европу? На «Фультоне», «Стойком» или «Фаулере»?

При последнем слове О'Пенни сильно вздрогнул. Выйдя из балагана, молодой человек шепнул на ухо цыганке:

— Милая моя, хотите заработать десять луидоров?

— О, конечно, сударь! — отвечала цыганка, — Что же прикажете делать?

— Где вы живете?

— Здесь же, в балагане; я жена паяца; мы караулим по ночам О'Пенни.

— Отлично. Итак, если в два часа ночи я постучусь к вам, вы или муж отопрете мне?

— Да, — отвечала удивленная цыганка.

Действительно, ровно в два часа молодой человек поднялся на ступени балагана и тихо постучался в дверь.

— Муж мой пошел провожать хозяина, — проговорила молодая цыганка, впустив ночного посетителя.

— Милая моя, — сказал молодой человек, запирая дверь, — хотя вы очень хорошенькая, но я пришел вовсе не за тем, чтобы говорить вам об этом. Вот обещанные мною деньги, и за это вы должны рассказать мне все подробности о вашем дикаре.

— К несчастью, я очень мало о нем знаю, потому что мы недавно служим у г. Бабино.

— Не знаете ли, где ваш Бабино купил этого дикаря?

— Кажется, в Лондоне. Наверное не могу вам сказать.

— Послушайте, если я вам дам тысячу франков, вы позволите мне увести дикаря?

Тысячу франков! воскликнула цыганка. О! Мне кажется, что мой муж отдаст вам в придачу и самого Бабино.

Молодой человек подошел к дикарю, спавшему неподалеку на койке, и разбудил его:

— Маркиз де Шамери, — сказал он по-английски, — желает засвидетельствовать глубокое почтение злополучному баронету сэру Вильямсу.

Услыша эти слова, О'Пенни подпрыгнул на койке и выпрямился; он хотел заговорить, но издал лишь какое-то глухое рычание.

— Будь покоен, старик, я вижу, что ты узнал своего Рокамбольчика; я пять лет оплакивал тебя, думая, что дикари тебя съели, но вижу, что они довольствовались только татуировкой. Тебя удивляет, должно быть, что ты видишь меня маркизом де Шамери, — имя это тебе знакомо: оно было помещено в твоей записной книжке… Но об этом после, а теперь скажи мне — ты хочешь здесь остаться?

Дикарь сделал отрицательный знак.

— Ну, так пойдем со мной.

Рокамболь вручил цыганке тысячу франков; накинул на бедного дикаря какой-то плащ, взял его за руку и вывел из балагана.

— В Сюренскую улицу, — приказал Рокамболь кучеру, усевшись с дикарем в купе, ожидавшем его неподалеку.

По дороге он рассказал ему о своих похождениях со времени исчезновения из Парижа, рассказал и о встрече с молодым моряком на «Чайке» и все остальное.

Экипаж остановился в Сюренской улице.

Рокамболь позвонил у дверей хорошенького домика.

Войдя в свою маленькую квартирку в мезонине, где он жил инкогнито, он провел О'Пенни в свою спальню и затем приказал своему лакею немедленно ехать за доктором.

Рокамболь подал проголодавшемуся дикарю остаток пирога и стакан бордосского, которое он с жадностью истребил.

Спустя некоторое время лакей воротился в сопровождении доктора.

— Посиди здесь, дядюшка, — обратился Рокамболь к дикарю, — а я пойду приготовить доктора, который без того может испугаться твоей образины.

Оставив О'Пенни, он ушел в гостиную, где ждал его доктор.

Рокамболь объяснил ему, что пациент — матрос, служивший в Индии под его начальством, попавший в плен к дикарям, которые татуировали его и отрезали язык.

Прежде чем приступить к консультации, вернемся немного назад и выведем на сцену несколько новых лиц.

В один прекрасный день февраля месяца в Елисейских полях был громадный съезд экипажей и всадников; пешеходы же непрерывною толпою двигались по боковым аллеям.

Больше всех обращала на себя внимание голубая коляска, запряженная четверкою гнедых.

В коляске этой сидели две дамы в легком трауре: одна из них была лет пятидесяти, другая лет двадцати. Эта молодая девушка была Бланш де Шамери, красавица в полном смысле этого слова, но на лице которой отражалась какая-то меланхолия. Она обладала тою чистою, добродетельною красотой, на которой взгляд останавливается с восторгом и благоговением.

Мимо этой коляски проехало красивое ландо, в котором сидела молодая женщина. В то время как ландо поравнялось с коляской, молодая женщина нагло взглянула на маркизу де Шамери и ее дочь. Последние проехали мимо с опущенными глазами.

— О! — прошептала молодая женщина. — Я заставлю вас смотреть мне прямо в глаза!

В это самое время около колясок встретились два всадника; один из них небрежно поклонился даме в ландо; другой весьма вежливо поклонился Бланш де Шамери.

Когда коляски проехали, всадники подъехали друг к другу и поклонились.

— Ты из лесу, Фабьен? — спросил Роллан де Клэ.

— Да, — отвечал Фабьен д'Асмолль.

— И едешь домой?

— Не знаю… быть может, я поеду еще в Елисейские поля… погода чудесная…

— То есть ты хочешь следовать за голубой коляской, в которой сидит очаровательная особа, с которой ты так умилительно раскланялся.

— Любезный Роллан, — сказал обидчивым тоном виконт Фабьен, — острота твоя вовсе неуместна.

— А! Ты обижаешься; уж не жених ли ты прелестной Бланш де Шамери?

— Нисколько, — грустно отвечал виконт Фабьен.

— А ты заметил ландо, в котором сидела молодая особа?

— Заметил; ну, и что же?

— Знаешь, кто эта дама?

— Знаю.

— Ее фамилия тоже де Шамери; это кузина Бланш… Виконт Фабьен д'Асмолль вздрогнул.

— Роллан, — проговорил он взволнованным голосом, — если ты принадлежишь к числу тех наивных провинциалов, которые видят в камелиях герцогинь, то я тебя прощаю.

Роллан де Клэ улыбнулся.

— Дама, с которой я раскланялся, есть госпожа де Шамери, сестра покойного маркиза Гектора де Шамери…

— Довольно! — закричал Фабьен. — Этих слов достаточно, чтобы я был готов перерезать вам глотку, но я испробую все средства к примирению; но прежде скажу вам, что ваша мнимая госпожа де Шамери не более как развратная женщина.

— Виконт Фабьен, — закричал Роллан, побледнев, — вы подлец!

Фабьен вздрогнул.

— Итак, до завтра, — отвечал он яростно.

— Хорошо; я жду ваших секундантов, — сказал спокойно Роллан и уже повернул лошадь.

— — Еще одно слово! — крикнул Фабьен.

— Як вашим услугам.

— Я оскорблен вами, и, зная меня, вы не сомневаетесь, что мы будем драться. Но речь идет теперь не о нас, а о чести семьи, которою играет эта женщина, и я хочу раскрыть вам глаза на ее счет. Так как до этой минуты мы с вами были друзьями, то я уверен, что вы не откажетесь выслушать меня несколько минут, и для этого поедем шагом по аллее.