Ольга Крючкова - Черный Рыцарь Страница 3

Сытно отужинав, он расположился около очага, и начал музицировать на лютне. Его искусная игра привлекла внимание постояльцев, среди них были торговцы, обедневшие землевладельцы с семьями, направлявшиеся в Аосту, Турин и Милан[3], две бывшие маркитантки, которым пришлось сменить занятие и вместо солдатских башмаков, дешевого вина и копчёных колбас продавать постояльцам-мужчинам самих себя. Были здесь и несколько странствующих монахов. При звуках музыки они отнюдь не стали укорять Ригора, что он отвлекает их от размышлений о Господе, напротив, расположившись прямо у очага, на свежей соломе, постеленной на полу, они внимали с удовольствием.

Ригор, увлечённый игрой на лютне, не сразу заметил, что подле него собрались слушатели. Те же, затаив дыхание, наслаждались мелодией.

– Спой нам, трубадур… – попросила баронесса, облачённая в платье с заштопанными рукавами; мех, украшавший некогда роскошный лиф, вытерся и потерял цвет. Она посмотрела на Ригора выцветшими от горя и слёз бледно-голубыми глазами.

Музыкант заметил, что дама путешествует с дочерью, хрупкой девочкой лет двенадцати в сопровождении двух ещё крепких с виду пожилых слуг. Вероятно, её муж, барон, не вернулся из Крестового похода. Родовое поместье ушло за долги и она, собрав последние крохи, оставшиеся от продажи земель и замка, направляется в Турин в надежде на лучшую долю.

Ригор слегка поклонился почтенней публике, дотронулся тонкими пальцами до струн лютни и запел. Он исполнял одну песню за другой. Бывшие маркитантки от умиления прослезились, затем многозначительно переглянулись, решив, что этой ночью обслужат трубадура бесплатно.

Баронессе с печальными голубыми глазами на миг показалось, что она снова молода, её муж-барон жив, они скачут на лошадях по своим лесным угодьям, наслаждаясь прекрасной летней погодой и пением птиц. Теперь остались лишь воспоминания…

Ригор долго развлекал публику игрой на лютне и пением. Уже догорели свечи в позеленевших от времени медных подсвечниках. Хозяин постоялого двора, не смея прерывать трубадура, принёс новые и зажёг их.

По комнатам постояльцы разошлись, когда было далеко за полночь.

Глава 2

Сделав необходимые закупки в Милане, Ригор без приключений вернулся в Мюлуз. Не прошло и дня по его прибытии, как поднялись сильные северные ветры, пронизывающие до костей, и молодой торговец был рад, что вовремя завершил все дела и теперь находится дома подле жарко пылающего камина.

Отдохнув после долгой дороги, Ригор попытался собраться с мыслями. Несомненно, на днях он намеревался посетить замок Мюлузов и представить придирчивому взору графини привезённые ткани…

В это время Беатрисса томилась от скуки в своих покоях. Время для охоты и устроения празднеств было неподходящим, ибо приближалось Рождество и она, как истинная католичка должна была как можно чаще молиться и беседовать со своим духовником. А уж графине было о чём рассказать своему духовному наставнику и в чём покаяться…

В то время как Ригор проделывал путь от Мюлуза до Милана, сиятельная госпожа, сражённая стихотворными талантами торговца (а она ознакомилась с его пылкими произведениями, принесёнными в дар), ловила себя на мысли, что сожалеет о незнатном происхождении Ригора Жюифа. В противном случае ей было бы проще приблизить молодого человека ко двору. Для начала она могла бы сделать его пажом… А, может быть, и трубадуром…

Но фантазии Беатриссы внезапно прервались. Она услышала шум, доносившийся из внутреннего двора. Несомненно, это вернулся пасынок с очередной увеселительной прогулки в окружении своих многочисленных друзей и слуг. Графиня же вот уже несколько раз отказывалась сопровождать его. Анри всё более казался ей грубым, неотёсанным мужланом. Она с ужасом содрогалась каждый раз, он бесцеремонно вламывался в её покои.

Пасынок же растолковал поведение мачехи по-своему: капризы женщины. Да это и понятно – граф де Мюлуз уделяет внимание только лекарям да притираниям. Беатрисса же стареет… Ничто её не радует…

Массивная дверь, ведущая в покои графини, резко отворилась – вошёл виконт. Графиня невольно сжалась и почувствовала холод в груди.

– Добрый вечер, ваше сиятельство, – произнёс пасынок и без приглашения опустился в кресло, стоявшее рядом с камином. – Как провели сегодняшний день?

Графиня усилием воли взяла себя в руки.

– Как обычно, сын мой… – холодно ответствовала она.

Тон возлюбленной мачехи не понравился Анри, и он тотчас пошёл в наступление. Он недовольно зыркнул на двух камеристок, находившихся в покоях, те тотчас же поторопились удалиться, предчувствуя неприятный разговор между графиней и виконтом.

– Куда вы собрались? – гневно прикрикнула Беатрисса на камеристок. – Разве я отпускала вас?

Молодые камеристки смутились.

– Ах, ваше сиятельство, – пролепетала одна из них, – мы думали, что господин виконт желает остаться с вами наедине.

– Возможно! – вызывающе бросила графиня и дерзко воззрилась на пасынка. – Но желаю ли я этого?

Анри не в силах более сдерживаться и терпеть женские капризы не выдержал, дав волю гневу и раздражению. Ведь почти две недели не посещал спальню мачехи, довольствуясь ласками одной из камеристок.

– Ваше сиятельство! Что означают эти слова? Вы не желаете меня видеть? И это после всего… – виконт осёкся, не закончив фразу. Хотя все в замке, кроме самого графа, знали об их любовной связи, в том числе и присутствующие камеристки. – Я устал от ваших бесконечных капризов, упрёков и недомолвок! – в бешенстве возопил Анри. – Хоть вы и жена моего отца, но это не даёт вам право говорить со мной в подобном тоне!

Графиня поняла: скандала не избежать. Побледневшие камеристки забились в угол, не зная, что им делать.

– Подите прочь! – бросила она девушкам. И те буквально рванулись к двери, не желая становиться свидетелями неприятных объяснений между любовниками.

– Между нами всё кончено, сударь! – ледяным тоном произнесла Беатрисса. – Я не желаю, чтобы вы посещали мою спальню, когда вам заблагорассудится.

В глазах пасынка блеснула ненависть.

– Это почему же? Вы нашли мне замену? Надеюсь достойную?.. – прошипел он, словно змей, наступая на графиню.

Та спокойно сидела в кресле, высоко подняв подбородок.

– Не забывайтесь, Анри! Вы – мой пасынок! Я – хозяйка в замке и графиня, вы – лишь виконт. Замковая стража выполняет мои приказы! И приказы графа! – с деланым спокойствием произнесла она и воззрилась на виконта.

Слова мачехи возымели на него действие, подобно холодному ушату с водой. Он замер на месте.

– Вы хотите сказать, что прикажите страже выставить меня из замка? На каком основании? Что вы скажете графу? – спросил Анри, стараясь держать себя в руках.

– Я найду основания и оправдания своему поведению, не сомневайтесь, сын мой.

Анри побагровел от гнева. «И она ещё называет меня сыном! Ведь мы почти ровесники…»

Графиня продолжала смотреть на виконта, вложив в свой взгляд всю холодность и презрение, на которые была только способна.

– Не смею задерживать вас, сын мой! – произнесла графиня и скрестила руки на груди. – И впредь не смейте являться ко мне без доклада.

Красная пелена застелила глаза Анри. Он резко развернулся и поспешил оставить, увы, не гостеприимные покои мачехи.

Остаток дня он провёл, пьянствуя с друзьями. К полуночи виконт напился до беспамятства и, едва держась на ногах, направился к покоям графини. Но та, зная скандальный нрав своего пасынка, поставила у дверей стражу.

Анри тщетно попытался преодолеть сопротивление двух дюжих молодцов, облачённых в кольчугу и сюрко фамильных цветов, вооружённых мечами. Те быстро скрутили распоясавшегося нарушителя спокойствия и препроводили в стражницкую, где тот рухнул на пол и проспал до утра.

На следующее утро графиня получила послание от Ригора. Он писал, что благополучно прибыл из Милана, привёз всё, что заказывала госпожа, и нижайше просит принять его. А также имеет дерзость передать её сиятельству свиток со стихами.

Ригор, следуя за управителем, в сопровождении слуг, несших за ним сундук, вошёл в залу. Почти сразу же появилась графиня в сопровождении камеристок.

Молодой торговец изящно, по-милански, поклонился. Беатрисса ответствовала кивком головы и улыбкой. Ригор обратил внимание на одеяние графини, ибо верхнее платье было пошито из терракотового бархата, который его покойный отец привёз из Милана в прошлом году; а нижнее – из тончайшей бежевой шерсти, расшитой золотой нитью. Голову Беатриссы венчал недавно вошедший в моду убор, по форме напоминающий седло, который украшали валики в тон верхнего платья.

Словом, графиня была на редкость хороша, невольно Ригор ощутил слабость в ногах и волнение.

Пока Ригор и слуги раскладывали на столе рулоны тканей, разворачивали их, графиня с интересом изучала Ригора. Тот, почувствовав пристальное внимание столь знатной госпожи, смутился.