Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе Страница 3

Такла-Маканом, до Хингана, на границе Маньчжурии. Они словно три раковые язвы, пожирающие травянистую степь, на которую ведут наступление с доисторических времен. Кстати, вклинивание Гоби между Северной Монголией, байкальскими лесами и степями Орхона и Керулена с одной стороны и Южной Монголией, степями Алашаня, Ордоса, Чахара и Джехола явилось одним из перманентных факторов, который всегда препятствовал выживанию тюрко-монгольских империй, со времен античных хунну до тукю времен раннего Средневековья. Что же касается бассейна Тарима в современном китайском Туркестане, тот факт, что степь была вытеснена оттуда пустыней, уготовил ему особую судьбу. Избежав кочевой жизни прерий (хотя всегда находясь под угрозой вторжения или под контролем северных орд), он развивался как цепочка торгово-ремесленных оазисов с городской жизнью, через которые осуществлялись контакты между великими оседлыми цивилизациями Запада – средиземноморским миром, Ираном, Индией – и великой оседлой цивилизацией Востока, Китаем. Двойной дороги, проложенной двойным полукружьем к северу и к югу от пересыхающей реки (севернее через Дуньхуан, Хами, Турфан, Карашар, Кучу, Фергану и Трансоксиану; на юге через Дуньхуан, Хотан, Яркенд, памирские долины и Бактрию), сильно уязвимой на всем своем протяжении, где она проходит попеременно то через пустыни, то через горы, – уязвимой, словно вытянутая и извилистая дорожка, проложенная муравьями, – оказалось, несмотря ни на что, достаточно, чтобы соединить человеческую цивилизацию, поддерживая минимальные контакты между китайским муравейником и нашими индоевропейскими муравейниками. Этот был Шелковый путь и дорога паломников, по которому проходили торговля и религия, греческое искусство преемников Александра и буддистские миссионеры из Афганистана. По ней греко-римские купцы, упомянутые Птолемеем, ездили за шелком в «Шелковую страну», по ней китайские полководцы династии Вторая Хань пытались войти в соприкосновение с иранским миром и восточными провинциями Римской империи. Сохранение свободы этой великой артерии мировой торговли было одной из основных задач китайской политики на протяжении многих веков, от династии Хань до времен Хубилая.

Но севернее этой узкой дороги цивилизации степь представляла для кочевников другую дорогу, совсем иного характера, дорогу неограниченную, с бесчисленными путями – дорогу варварства. Ничто не могло остановить рейды конных отрядов варваров между берегами Орхона или Керулена и озером Балхаш, ибо, если возле этого последнего пункта Большой Алтай и северные отроги Тянь-Шаня сближаются, остается широкий проход со стороны Эмеля, Тарбагатая, у Чугучака, а также у Юлдуса, Или и бассейна Иссык-Куля, к северо-западу от которого перед всадниками, пришедшими из Монголии, снова расстилаются безбрежные киргизские и русские степи. Через эти проходы – Тарбагатайский, Алатауский и Музартский – орды восточных степняков постоянно проходили в поисках удачи в западных степях. Если в доисторический период преобладал обратный процесс, если, по всей очевидности, кочевники иранской, то есть индоевропейской, семьи, названные греческими историками скифами и сарматами, а в иранских письменных памятниках саками, заходили на северо-востоке вплоть до Пазырыка и Минусинска, в то время как другие индоевропейцы населили оазисы Тарима от Кашгара до Кучи, Карашара, Турфана и, возможно, до Ганьсу, то, как точно установлено, с начала христианской эры началось движение с востока на запад. Теперь уже не индоевропейцы навязывали господство своих языков – «восточноиранского», кучинского или тохарского – в оазисах будущего Китайского Туркестана; это хунну, которые под именем гуннов создадут прототюркскую империю в Южной России и Венгрии, ибо венгерская степь является продолжением степи русской; а после гуннов придут авары, монгольская орда, вытесненная в VI в. из Азии тукю, и будут царствовать в тех же местах, сначала в России, затем в Венгрии; в VII в. это будут тюрки-хазары, тюрки-печенеги в VIII в., тюрки-куманы в XII в., и все они пройдут одним путем. Наконец, в XIII в. монголы Чингисхана, «синтез степей», если так можно выразиться, устроят рукотворную степь от Пекина до Киева.

Внутренняя история степи – это история тюрко-монгольских орд, сталкивавшихся друг с другом, оспаривая лучшие пастбища, и порой проходивших, не имея иной нужды, кроме поиска корма для их стад, огромные расстояния, на что, случалось, уходили века, будучи приспособленными к этому природой, физическим сложением и образом жизни. Из этих странствий между Хуанхэ и Будапештом история, написанная оседлыми народами, сохранила очень немногое – лишь то, что затрагивало эти последние. Они отметили появление различных волн, накативших на их Великую стену или их дунайские крепости, на Датун или Силистрию. Но что они рассказывают нам о внутренних изменениях тюрко-монгольских народов? Мы видим, как сменяют друг друга в своего рода имперском центре Карабалгасуне или Каракоруме в Верхней Монголии, у истоков Орхона, кочевые кланы, жаждущие власти над другими ордами: тюрки-хунну до нашей эры, монголоиды сяньбийцы в III в. н. э., жуан-жуани, также монголоиды, в V в., тюрки-тукю в VI в., тюрки-уйгуры в VIII в., тюрки-киргизы в IX в., монголоиды кидани в X в., кераты или найманы, очевидно, тюрки, в XII в. и, наконец, монголы Чингисхана в XIII в… Но если мы знаем происхождение этих кланов, попеременно тюркских и монгольских, которые навязали свою гегемонию прочим, нам совершенно ничего не известно о первоначальном разделении крупных родственных групп: тюрок, монголов и тунгусов. Очевидно, что в настоящее время тунгусы, помимо Северной Маньчжурии, занимают значительную часть Восточной Сибири, а кроме того, восточный берег Среднего Енисея в Центральной Сибири и течение трех Тунгусок, тогда как монголы сосредоточены в исторической Монголии, а тюрки в Западной Сибири и обоих Туркестанах, причем считается, что в последний регион тюрки пришли сравнительно поздно, что тюркизация того же Алтая относится к I в. н. э., Кашгарии наверняка лишь к IX в., Трансоксианы к XI в., а городское население как Самарканда, так и Кашгара в основной массе своей остается еще тюркизированным иранским. Но также нам известно из истории, что в Монголии даже Чингизиды монголизировали многочисленные племена, по всей видимости тюркские: алтайских найманов, гобийских кереитов, чахарских онгутов. До чингисхановской унификации, соединившей все эти племена под синим монгольским флагом, часть современной Монголии была тюркской, и даже сегодня остается один тюркский народ, якуты, занимающий территории севернее тунгусов, на северо-востоке Сибири, в бассейнах Лены, Индигирки и Колымы. Присутствие этого крупного тюркоязычного народа севернее монголов и даже тунгусов, вплоть до Берингова пролива и Ледовитого океана, заставляет нас с величайшей осторожностью рассуждать о первоначальных местах расселения «первых» тюрок, монголов и тунгусов[3]. Оно позволяет нам увидеть, что тюрко-монгольская и тунгусская масса изначально размещалась значительно северо-западнее, поскольку не только современная Кашгария, но северный склон Саян (Минусинск) и Большого Алтая (Пазырык) были заселены в ту эпоху индоевропейцами, пришедшими с «общей индоевропейской прародины» в Южной России. Эта гипотеза совпадает с мнением лингвистов, которые, так же как Поль Пеллио[4] и Гийом де Эвези, отказываются вплоть до предъявления веских доказательств признавать изначальную общность между алтайскими языками (тюркские, монгольский, тунгусский) и финно-угорскими,