Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3 Страница 3

– Простите, но подобная сумма ничтожна для такого важного даймё, между тем как это целое состояние для крестьянки, вроде меня, – тысяча коку сделают меня основоположницей состояния целого рода, правда? Каждый должен знать свое место, госпожа Тода, не так ли? – Ее тон был очень язвителен.

– Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Гёко-сан. Это одно из редких преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, мне известно, кто я. Еще как известно. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите.

Гёко не дрогнула от угрозы, но бросилась в атаку с грубой прямотой:

– А суть сказанного в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем смерть, обе считаем, что везде и все зависит от денег – даже в аду.

– Вы так думаете?

– Да. Так что, простите, я считаю, тысяча коку – слишком много.

– Смерть предпочтительнее?

– Я уже написала свои предсмертные стихи, госпожа:

Когда я умру,Не сжигайте меня,Не хороните.Просто бросьте на поле тело мое –На поживу голодным псам.

– Это можно устроить. Очень просто.

– Да. Но у меня длинные уши и короткий язык, а это может еще не раз пригодится.

Марико налила еще чаю – себе.

– Извините, что вы сказали?

– О да, конечно. Пожалуйста, извините меня, но это не хвастовство – что я хорошо подготовилась, госпожа. К этому и многому другому. Смерти я не боюсь. Завещание написано, сыну оставлены подробные наставления на случай моей неожиданной смерти. Я заключила мир с богами задолго до этого мгновения и на сорок дней после смерти… Я уверена: мне удастся возродиться. А если и нет, – она пожала плечами, – тогда я стану ками… – Веер ее замер. – Так что, я могу рассчитывать на встречу в течение месяца, да? Пожалуйста, простите, что напоминаю, но я как вы: ничего не боюсь. Но в отличие от вас мне в этой жизни нечего терять.

– Так много разговоров об ужасных вещах, Гёко-сан, в такое приятное утро. Ведь оно упоительно, правда? – Марико собралась спрятать коготки. – Я предпочитаю видеть вас живой, процветающей, почтенной дамой, одним из столпов вашей новой гильдии. Ах, это была очень тонкая мысль. Хорошая идея, Гёко-сан.

– Благодарю вас, госпожа. Я тоже желаю вам всяческого благополучия, счастья и преуспеяния во всем, чего ни захочется. Со всеми забавами и почестями, которые вам потребны.

– «Забавами»? – повторила Марико, почуяв опасность.

Гёко была похожа на хорошо натасканную собаку, идущую по следу за зверем.

– Я только крестьянка, госпожа, так что не знаю, какие почести, какие забавы доставляют удовольствие вам. Или вашему сыну.

Ни та, ни другая не заметили, как между пальцами Марико сломалась тонкая деревянная планка веера. Бриз прекратился. Теперь в саду, который выходил к ленивому, неподвижному морю, повис влажный, горячий воздух. Мухи роями гудели вокруг, усаживались, снова взлетали.

– Ну а каких «забав» и «почестей» хотели бы вы для себя? – Марико с недоброй улыбкой рассматривала пожилую женщину, ясно поняв теперь, что должна ее убрать ради спасения своего сына.

– Для себя – ничего. Господин Торанага оказал мне почести и одарил богатствами, о которых я и не мечтала. Но вот мой сын – о да, господин мог бы помочь ему.

– Чем помочь?

– Двумя мечами.

– Это невозможно.

– Знаю, госпожа. Простите. Это так легко пожаловать, и все-таки нельзя. Но идет война. Потребуется много воинов.

– Сейчас войны не будет. Господин Торанага едет в Осаку.

– Два меча. Не такая уж большая просьба.

– Это невозможно. Извините, решаю не я.

– Простите, но я не прошу вас о чем-нибудь таком. Это единственное, что в силах меня обрадовать. Да. Ничего другого. – Капля пота упала с лица Гёко на колено. – Я хотела бы сбросить пятьсот коку с цены контракта в знак моего уважения к господину Торанаге и желания помочь в эти трудные времена. Другие пятьсот коку пойдут моему сыну. Самурай нуждается в наследственном состоянии, правда?

– Вы обрекаете своего сына на смерть. Все самураи Торанаги очень скоро погибнут или станут ронинами.

– Карма. У моего сына уже есть сыновья, госпожа. Они расскажут своим сыновьям, что когда-то мы были самураями. В этом все дело.

– Не я жалую звание самурая.

– Конечно. Простите меня. Я просто сказала о том, что могло бы меня удовлетворить.

Торанага раздраженно покачал головой:

– Ее сведения, вероятно, интересны, но не стоят того, чтобы сделать ее сына самураем.

Марико возразила:

– Она кажется преданным вассалом, господин. И будет польщена, если вы еще на пятьсот коку снизите цену контракта, отдав эти деньги нуждающимся самураям.

– Это не благородство. Нет, совсем нет. Это только признание того, что сначала она запросила грабительскую цену.

– Возможно, ее предложение стоит рассмотреть, господин. Идеи Гёко-сан насчет гильдии, гэйся и новых категорий куртизанок будут иметь далеко идущие последствия, правда?

– Не согласен. Нет. И почему ее следует вознаградить? Нет оснований предоставлять ей такие почести. Бессмысленно! Она, конечно, не просила вас об этом, не так ли?

– Для нее это было бы чересчур дерзко, господин. Я просто подумала, что она может быть вам очень полезна.

– Лучше бы она уже это доказала. Не исключено, что ее секреты – сплошное вранье. Меня теперь постоянно кормят враньем. – Торанага позвонил в колокольчик – у дальней двери тут же появился его конюший:

– Господин?

– Где куртизанка Кику?

– В ваших покоях, господин.

– А эта женщина – Гёко – с ней?

– Да, господин.

– Выставьте их обеих из замка. Немедленно! Отправьте обратно в… Нет, разместите их на постоялом дворе – третьеразрядном постоялом дворе – и скажите, чтобы ждали, пока я пришлю за ними. – Когда самурай исчез, Торанага проворчал: – Отвратительно! Сводня, желающая стать самураем! Грязные крестьяне не знают больше, где их место!

Марико смотрела, как он, сидя на подушке, раздраженно обмахивается веером. Ее ошеломили произошедшие в нем изменения: мрачность, брюзжание, капризы пришли на смену жизнерадостной уверенности. Он выслушал все тайны Гёко с интересом, но не выказал возбуждения, которого она ожидала. «Бедняга, – подумала она с сожалением, – он сдался. Что толку для него в этих секретах? Может быть, он достаточно мудр, чтобы отбросить в сторону все мирское и готовиться к неизвестному? Лучше бы и тебе последовать его примеру, – вздохнула про себя она, понемногу умирая в глубине души. – Да, но ты не можешь, не сейчас, – ты должна защитить своего сына!»

Беседа происходила на шестом этаже главной крепостной башни, чьи окна смотрели на три стороны света. Заход солнца был мрачен, тонкий серп месяца висел низко над горизонтом, сырой воздух стоял без движения, хотя здесь, на высоте почти ста футов от основания крепостных стен, улавливалось каждое дуновение ветра. Низкое помещение, заключенное внутри мощных стен, занимало половину этажа; остальные комнаты выходили на другую сторону.