Михаил Черненок - Шаманова Гарь Страница 3

– Здравствуй, землячка, – подкатившись на лыжах к ней, сказал Иготкин.

– Здравствуйте, – спокойно ответила девушка, отряхивая снег с подстреленного рябчика.

– Кажись, метко стреляешь, а?..

– Слава Богу, из однопульки не мажу.

– Давно охотишься?

– С детства.

– Сколько ж тебе сейчас годков?

– Уже восемнадцатый.

Степан вгляделся в молодое лицо. Порозовевшие от мороза щеки, алые, чуть припухшие губы, выбившийся из-под шали на лбу посеребренный инеем завиток русых волос и черные, как переспевшая смородина, глаза с лукавым прищуром делали девушку похожей на красавицу с цветной рождественской открытки.

– Ты чья, такая славная? – спросил Иготкин.

– Темелькина, – строго ответила девушка. – Не узнали?..

– Нет, не узнал. Стало быть, ты – Дашутка?

– Стало быть, так, – девушка улыбнулась. – А вас, Степан Егорович, я сразу узнала. Вернулись со службы, да?..

– Вернулся, – с внезапной веселостью проговорил Степан.

Последний раз он видел Дашутку еще до призыва на флот и теперь поразился тому, как выросла она за прошедшие годы, как похорошела.

Доктора и время вылечивают самые тяжкие раны. Со временем затянулась и душевная рана Степана Иготкина. А доктором стала Дашутка. Она заполнила в его душе ту пустоту, которая образовалась после смерти самых близких людей: отца и матери.

Весной Степан с Дашуткой справили свадьбу. Дашутка с небольшим узелком приданого пришла в дом Степановых родителей и в один день навела в нем порядок: желтизной засветился выскобленный пол, заголубели вымытые стекла окон, повеяло в доме теплом и уютом, памятным Степану с отроческой поры. Темелькин жить с молодыми отказался – не захотел покидать свою избу.

Через год у молодоженов родился сын. В честь погибшего деда новорожденного нарекли Егором, а Дашутка стала звать сына Егорушкой.

Когда в семье согласие да радость, время летит незаметно. Село Лисьи Норы находилось в стороне от больших дорог, жизнь здесь текла тихо, будто и не было в России революции. Изредка лисьенорцы, ездившие в губернский город, привозили смутные слухи о том, что началась какая-то новая политика, называемая НЭПом, что опять появились купцы, которые скупают пушнину для продажи ее за границу. Иготкин, занятый своим хозяйством, политикой не интересовался, а слухам, тем более сомнительным, не верил.

Однажды, в сумерках возвратившись из тайги, Степан грелся у теплой печки. Дожидаясь, пока Дашутка соберет на стол ужин, присматривал за сыном, резво бегающим по кухне. Неожиданно на крыльце послышался громкий разговор, затопали валенки. В распахнувшейся двери появился Темелькин, а следом за ним рослый мужчина в морской одежде.

– Дружка, паря Степан, тебе привел, – снимая меховую шапку, сказал тесть и, присаживаясь у порога на скамейку, как всегда сразу полез в карман за трубкой.

Короткий зимний день был на исходе. Лампу еще не засветили, и Степан не мог толком разглядеть лицо вошедшего моряка.

– Не узнаешь, едрено-зелено? – басом проговорил тот.

– Федос?.. – неуверенно спросил Степан, смутно припоминая своего сослуживца по эскадронному миноносцу «Самсон».

– Он самый, – пробасил моряк. – Федос, по фамилии Чимра. Забыл?..

– Как же забыть?!

Обнялись старые друзья, расцеловались.

За ужином Иготкин пробовал начать разговор, однако, заметив, что друг сильно голоден, умолк. Только когда Чимра наелся и поблагодарил хозяйку, Степан спросил:

– Какая нелегкая занесла тебя в нашу глухомань?

Чимра ответил уклончиво:

– Сытно живете. – И показал на стол: – Мясо, поди, не выводится?

Иготкин усмехнулся:

– Тайга кормит.

– А в России голод. Знаешь об этом?

– Краем уха слышал что-то такое…

– А я, Степан, своими глазами видел. Страшное это дело – голод, очень страшное.

– Не было бы революции, и не голодала бы Россия.

– Трудно сказать, что было бы и чего не было…

– Почему трудно? Вспомни, как на флоте кормили при царе. И мясо, и масло, и какао, и шоколад давали. Как только большевики смуту учинили, сразу моряцкое довольствие село на щетки. На селедку с черным хлебушком да на кипяток морячки перешли. Поменяли, как говорится, шило на мыло.

– Ты, Степа, с такими разговорчиками будь поосторожней, – тихо предупредил Чимра. Помолчал и заговорил медленно, рассудительно, как когда-то на эсминце уговаривал матросов поддержать народную власть большевиков. – Революций без разрухи не бывает. Прекратим эту тему. Слушай меня внимательно. Трудное, Степан, сложилось в России положение, очень трудное. Продовольствия не хватает, топлива нет. Люди от голода пухнут, мрут, как мухи. Тиф захлестывает. Надо самым спешным порядком восстанавливать порушенное хозяйство, а для этого придется покупать за границей машины, станки…

– На какие шиши их купишь, когда жрать нечего? – спросил Иготкин.

– Ты, едрено-зелено, слушай. За границу мы можем продать те товары, без которых сможем прожить безболезненно. Меха, например, пушнину… Смекаешь?

– Их еще надо добыть.

– Вот за этим я и приехал в вашу глухомань, – решительно сказал Чимра и повернулся к молчаливо слушавшему Темелькину. – Как, отец, считаешь, добудем?..

Темелькин, польщенный вниманием гостя, утвердительно закивал:

– Добудем, паря, добудем. Тайга большой народ кормить может.

Чимра посмотрел на Степана:

– Слышал, что умудренный жизнью человек говорит?

Степан улыбнулся:

– Не пойму, Федос… С какой стати ты, балтийский моряк, приехал в Сибирь заготавливать пушнину? Военных кораблей здесь нет…

– С кораблями я распрощался в Гражданскую войну. Памятью о флоте только одежка осталась.

– Где же ты теперь служишь?

– Партия поручила мне создать в Томске акционерное общество «Сибпушнина». Отыскал я старых скорняков, и они рассказали, что в ваших краях самый лучший промысел. К тому же качество беличьих и соболиных шкурок здесь отменное.

– А ты отличишь белку от соболя? – подколол Степан.

Чимра будто не заметил колкости:

– Белка – коричневая, соболь – черный.

Иготкин вздохнул:

– Федос, растолкуй мне, таежному человеку… Может ли получиться что-то путное в той державе, где стряпать пироги станет сапожник, а сапоги тачать – пирожник?

– Что имеешь в виду?

– Ну, вот ты – военный моряк – будешь заниматься заготовкой пушнины, горожане начнут выращивать зерно, а крестьяне подадутся на заработки в город. Что из этого получится?..

Чимра нахмурился:

– Придержи язык за зубами. За такие контрреволюционные разговорчики ОГПУ ставит к стенке даже порядочных людей. Проблема, Степа, в том, что у советской власти пока нет хороших специалистов. Старые разбежались по миру, как крысы с тонущего корабля, а новые сами не рождаются. Приходится идти на риск в кадровом вопросе. Почему, думаешь, я к тебе приехал? Ты, опытный таежник, разве откажешь в дельном совете корабельному другу?