Иван Дроздов - Дубинушка Страница 3

— Целуй. Это здешний пахан.

Евгений поднял на пахана глаза, отклонил в сторону его руку.

— Целуй, клязник! — заверезжал плюгавый.

Евгений и на этот раз отклонил руку. И тогда пахан с размаху ударил Евгения по щеке. В глазах Евгения потемнело. Не помнит он, как поднялся, как схватил пахана за ноги и два раза крутнувшись с ним, бросил его в овраг. И при наступившей гробовой тишине вернулся на своё место. Тут вышел из-за сосны дядя лет пятидесяти в очках, подал Евгению руку.

— Признаём силу. Отныне ты наш пахан. Диктуй свои условия.

Евгений окинул взглядом сидевших у костра зэков, сказал:

— Условие одно: жить в мире и дружбе, а тому, кто закон этот нарушит…

Евгений ещё раз оглядел товарищей. Кивнул на овраг:

— Туда полетит.

Не было Евгению в то время и двадцати лет, но зэки приняли его власть над собой. А караульные, на чьих глазах новичок вершил свой суд, кивнули ему и улыбнулись. Пахан и им был ненавистен. А начальству скажут: «С кручи сорвался. Искали — не нашли».

Так обыкновенно и кончают любители властвовать над людьми.

Срок Евгений получил немалый: пять лет исправительных лагерей. И уже через год к нему из станицы вдруг приезжает Галя, девушка, его любившая и подарившая ему первый поцелуй.

— Я кончила школу. К тебе приехала.

— Вижу, что ко мне, да я-то не декабрист, а ты не жена князя Трубецкого.

— Да, не жена, но друга в беде не оставлю. Буду жить в соседней деревне, на свидания к тебе приходить, а в чём сумею — и помогу.

Устроилась в школу, преподавала в младших классах. По вечерам ходила в лагерь, носила передачи. Но однажды не пришла, и Евгений заволновался. Отпросился у начальства, ночью пошёл через Енисей. На средине у большой проруби лежал свёрток одежды. Склонился над ним — её одежда, Галина. Вытянул из проруби сетку — в ней труп Галины. Не помня себя от горя и от сдавившего сердца ужаса, завернул в одежду Галю, машинально побрёл в сторону села. Здесь у знакомого тракториста взял лом, лопату и, закинув на спину бездыханное тело, пошёл в сторону кладбища. Тракторист понял, в чём дело, пошёл за ним. Молча долбили землю, а на рассвете похоронили. Сидели на могильном холмике, молчали. Тракторист проговорил:

— На моей памяти это пятая жертва.

— А?.. Что ты сказал?..

— Говорю, пятую женщину они вот так встречают на средине Енисея; грабят, насилуют, а потом… бросают в прорубь. На этот раз там была сетка рыбаков — в ней задержалась твоя Галина.

— А-а… Да, да — это они. Есть у нас в лагере такая нелюдь. Я слышал. И боялся за Галю. Надо бы сказать ей, да не хотел страху нагонять. Я виноват. Я, я… Не уберёг. — И Евгений заплакал. Сердце сжалось и сильно заболело. Он плакал, и тело его сотрясалось в рыданиях.

Маше дядя Женя сказал:

— Так, ты говоришь, молочка оставила для меня? Денег-то я сейчас тебе дать не могу, но вот починю Славке Одноглазому крыльцо, так и расплачусь с тобой.

Славке он ничего бесплатно не делал, не любил его.

Мария сказала:

— Вон там на полке: для вас и для Дениса.

— Плохой он фермер, Денис Козлов, запутался в долгах. Банк грозится арестовать его хозяйство и пустить на торги.

Банкир Дергачевский зорко следил за ходом дел у каждого фермера. Кредиты давал, но под большой процент, и, когда надо было возвращать деньги, Денис все свои доходы отдавал Дергачевскому. Вот и получалось: фермеры как бы батрачили на банкира. И как ни бился Денис, а дело своё поставить на ноги не мог.

Подумала Мария: «А я вот дам ему денег, он и поправит свои дела».

Денис Козлов разводит кроликов и живёт на горе чуть повыше Евгения Слепцова. Недавно от фермера ушла жена и увела девочку, по которой Денис сильно скучает. Маша носит ему козьего молока три стакана в день и два стакана отдает дяде Жене. Недавно ему сказала: «Денег с вас брать не буду. Вы мне прошлой весной сена для Пирата заготовили, дров из леса привезли». — «Ну, нет, — возразил Евгений Владимирович. — Деньги с меня бери, чай, мужик. Заработаю». Но люди с приходом новой власти совсем обеднели, и денег с них он не требует. Зато рыба у него всегда бывает. К нему из города приезжают рыбаки, и он даёт им лодку. Сам рыбу не ловит, боится рыбнадзора, но, как он выражается, гонорар с городских живым товаром берёт. Впрочем, и рыбу раздаёт. Приносит и Денису и Марии. Оно, конечно, хорошо это, когда человек другим людям помогает, за то и любят в станице Евгения, да у самого-то копейки в кармане нет. Прежде-то в колхозе работал и кем только ни был: и трактористом, и бригадиром, и много лет на Дону лодочной станцией заведовал — там и рыбу научился ловить, — а как колхоз по приказу новой власти растащили, так и остался он и без работы, и без денег. Даёт ему Мария деньги, заработанные на рынке, а он не берёт. В другой раз и совсем без хлеба много дней живёт, картошку и овощи ест.

Радовала Марию трезвость Евгения. Сама слышала, как на приставания друзей «пей да пей» он однажды сказал: водка, как я в лагере заметил, первый враг человека. Великий учёный Дарвин высчитал: «От водки и вина больше погибает людей, чем от войн и эпидемий, вместе взятых».

В лагере Евгений много читал, жадно слушал умных людей, — а таких там было множество, — в лагере он, можно сказать, кончил университет, и теперь удивлял своих земляков учёностью и умным разговором. Его любили слушать и казаки, и казачки, и дети, и даже учителя местной десятилетки, которых в станице было много. И все поражались его памятью, хранившей высказывания древних мудрецов, имена великих людей, подробности их жизни и суть их учения.

Евгений гордился своей трезвостью. Молодому мужику, много пившему, он иногда скажет:

— А тебе, братец мой, детей иметь нельзя: от пьяницы каждый третий родится уродом, а если и здоровый случится, то умишком будет слабоват, пороха не изобретёт.

Слышали такой разговор и казачки, боялись рожать от пьяниц. Не одна из них при этом кидала завистливый взгляд на Евгения: вот бы рожать от кого. Здоровый, красивый и трезвый. Впрочем, случалось и выпьет он рюмку-другую. Тогда похвальба на него находит: увидит идущую по хутору женщину, скажет заехавшему к нему из города рыбаку: «Вон пошла — тоже моя любезная. Тут, почитай, полстаницы мои жены. И детей рожают, на меня похожих».

И потом с грустью добавит: а куда ж и деваться-то им: казаки-то лихие частью спились, частью разбежались по городам и там пытают судьбу. Мор на русскую землю пошёл, сатана в Кремле поселился. А он, сатана, умнющий, недаром с ним и сам Бог сладить не может. Иногда и отгонит от людей подальше, но проходит время — и сатана снова верх возьмёт. Наш сатана беспалый; русский богатырь Илья Муромец в схватку с ним вступил и два пальца у него на руке оттяпал. И ещё душил его наш Илья, и оттого сатана голос потерял; не по-человечьи он говорит, а как-то рычит по-медвежьи и глазами нехорошо зыркает. А чтобы его армия не трогала, он из Генерального штаба список полковников потребовал. Отчертил из них пятьсот человек и тут же указ написал: присвоить им звание генералов. С тех пор эти «лампасники» — так зовут кабинетных генералов, которые пороха не нюхали — в рот президенту смотрят и как истуканы головами кивают, — одобряют, значит. Одним словом, сатана и раньше на Русь являлся, но он мало отличался от человека, а нынешний на большую обезьяну похож. А те, кто его близко видел, говорят, что из глаз у него искры вылетают, и если та искра попадёт на человека, то тело до кости прожигает. Однажды подвыпивший казачишко, распустив слюни и тараща на Евгения ошалелые глаза, сказал: