Георгий Брянцев - Тайные тропы (сборник) Страница 30

…В просторной комнате за небольшим голым столом сидели несколько мужчин. Как только Игорек переступил порог комнаты, говор, доносившийся в коридор, мгновенно стих, и глаза всех недружелюбно уставились на него.

– А ну-ка, освободите место, – обратился сопровождавший Игорька человек к двум мужчинам, сидевшим в самом углу на топчане. – Живо!

Те быстро встали, не сказав ни слова.

– Садись сюда, рядом, – ласково пригласил незнакомец Игорька. – Как тебя зовут?

– Игорь.

– Чей ты?

– Терещенко, – соврал, не моргнув глазом, Игорек.

Он с первых дней, по договоренности с Василием, выдавал себя за его родного брата.

– Кто у тебя есть из родных?

– Кроме брата никого.

– А брат что делает?

– Он калека, безногий, ничего не делает… Он маленьким ногу отморозил… Я его кормлю.

– Ц… ц… ц… – зацокал сочувственно незнакомец и покачал головой. Потом он наклонился к самому уху мальчика и тихо спросил: – А если я сделаю так, что ты не будешь больше побираться, а? Все у тебя будет…

– Н-не знаю, – запинаясь, ответил Игорек и повел глазами по стенам: на них висели картины из немецких иллюстрированных журналов: танки, идущие в колонне; обнимающиеся гитлеровцы; большое, охваченное огнем здание; переправа войск через реку…

Незнакомец положил руку на плечо Игорьку.

– Эх ты!.. – сказал он и усмехнулся. – Сейчас я тебе покажу, что ты будешь иметь каждый день.

Незнакомец удалился в дверь направо. Он отсутствовал минут десять-пятнадцать, и Игорек заметил, что никто из сидящих в комнате не обращает на него никакого внимания.

Вернулся незнакомец с картонной коробкой в руках.

– А ну, раскрывай свою котомку! – сказал он и бросил туда банку консервов, сушеную рыбу, белый батон и кружок колбасы.

Котомка мгновенно раздулась.

– Донесешь до дому?

– Донесу.

– Да, ты ведь недалеко живешь, я знаю! И знаю, по каким улицам просить ходишь, знаю даже, что ты – хитрый! – как вернешься домой, одежонку эту сбрасываешь. Ну и правильно делаешь, а то ведь никто ничего не даст. Голь на выдумки хитра, – и он покровительственно похлопал мальчика по плечу.

Игорьку стало вдруг жарко.

Конечно, не напрасно задаривал его продуктами этот тип с жирными щеками, не напрасно шел за ним следом. Он все, оказывается, знает.

– Вот что, дружок, – продолжал между тем незнакомец: – хочешь иметь каждый день столько харчей?

– А вы кто?

Вопрос, заданный мальчиком, был неожидан.

Незнакомец откашлялся и ответил, что он и его товарищи – хорошие люди: они ловят жуликов, бандитов, грабителей, которые по ночам нападают на мирных горожан. Мальчик должен помогать им выслеживать таких людей.

Он убеждал Игоря долго. Тот слушал, изредка кивая головой.

– Понял меня? – спросил наконец незнакомец.

– Понял.

– Ты ходишь на Административную, сто двадцать шесть?

– Хожу. За хлебом… – пытаясь не выдать волнения, пробормотал Игорек. – Там живут два дядьки… добрые…

– Так уж и добрые?

– Правда…

– А чего они тебе, кроме хлеба, дают?

– Ничего.

– Вот тебе и добрые! – человек рассмеялся, и щеки совсем закрыли его маленькие глаза. – А с кем они дружат? Ходят к кому?

– К господину Тряскину ходят…

Человек, сидевший у окна, присвистнул, встал и вышел из комнаты.

– А еще к кому?

– Не знаю…

– А ты узнай. Нарядись вот в эту одежонку и узнай. Присмотри за ними. Как узнаешь, приходи ко мне, я тебе опять полную котомку насыплю.

– А что, как не узнаю? – смело спросил Игорек.

– Тогда ничего и не получишь. Опять побираться будешь. Понял?

– Да…

– Вот так. Найдешь этот дом?

Игорек пожал плечами.

– Найдешь, – уверенно заключил незнакомец. – Ну, ступай…

Оказавшись на улице, Игорек испытал чувство человека, свалившегося с десятого этажа и чудом оставшегося в живых. Ноги рвались вперед. Котомка почти не ощущалась. Он шел легко, бодро, сознавая, что не только выбрался из затруднительного положения, но и узнал, что какие-то люди интересуются Ожогиным и Грязновым.

Ему казалось, что встречные прохожие понимают его настроение и как-то особенно приветливо смотрят на него, что солнце греет теплее, чем обычно, что улица выглядит наряднее, да и травка молодая начинает пробиваться у самого тротуара, чего не было, кажется, когда он шел сюда.

…Василий внимательно выслушал своего юного друга, и недобрый огонек мелькнул в его глазах.

– Ишь чего захотели, сволочи! – зло сказал Терещенко. – Ах, гады!.. Ну ничего, немного осталось ждать – прополоскаем их всех… А ты теперь гляди в оба. Ходи, да оглядывайся. Поди-ка расскажи все Денису Макаровичу.

…Этой же ночью начальник гестапо Гунке принимал человека, одарившего Игорька продуктами. Рядом с Гунке сидел переводчик.

Посетитель подробно изложил всю историю, даже слишком подробно, потому что Гунке начал морщиться. Он терпеть не мог длинных докладов и не переносил людей, страдающих многословием. Только неприязнь к преуспевающему Юргенсу и зависть, подогреваемая неуспехами в личных делах, вынуждала начальника гестапо терпеливо слушать этого обрюзгшего, с маленькими глазками, сотрудника местной полиции.

Гунке слушал, откинувшись на спинку кресла. До чего же высокомерен и чванлив этот абверовский майор Юргенс! Как независимо держит он себя на территории, подведомственной ему, Гунке! Он совершенно не считается с гестапо. Вызывает нужных ему людей, занимает подходящие помещения, командует начальником гарнизона, комендантом города, бургомистром. И все с него как с гуся вода! Даже из такого щекотливого дела, как отравление подполковника Ашингера, Юргенс смог выкрутиться. Почему так везет человеку? А про историю с горбуном не хочется и вспоминать. Как глупо, по-дурацки все получилось…

Наконец сотрудник полиции кончил свою информацию, и мрачное настроение у Гунке немного рассеялось. Начальник гестапо понял, что, кажется, полиция не ошиблась, сделав ставку на мальчика-нищего. Возможно, что из этой комбинации что-нибудь и получится. Гунке страстно желал скомпрометировать негласных сотрудников Юргенса – Ожогина и Грязнова. Теперь его интересовали кое-какие детали.

– Кто приглашал мальчишку к вам? – спросил он.

– Я сам взял его, с набережной, – ответил полицейский.

Брови у Гунке приподнялись.

– Да вас же каждая собака в городе знает! – сдерживая нарастающее раздражение, произнес он.

Полицейский слегка улыбнулся:

– Я осторожно… никто не видел.

– А в какое время это происходило?

– Утром.

Глаза у Гунке округлились. Он долго не мигая смотрел на сотрудника полиции каким-то тоскливым, безнадежным взглядом.

– Где вы беседовали с ним?

– В дежурной комнате.

Из груди начальника гестапо вырвался стон, будто ему выдернули больной зуб. Он оторвался от спинки кресла, обхватил голову руками и уперся ими в стол.

– Я же предупреждал вас, что следует быть крайне осторожным, а тут днем… дежурная комната… Кто вас учил так работать?

Полицейский молчал. Он лишь тяжело вздохнул и изобразил на лице покорность.

– Что вы поручили этому побирушке? – вновь спросил Гунке.

– Я ему поручил выяснить, кого посещают оба эти молодчика.

– О… о… о!.. – простонал Гунке и замотал головой. – Да я об этом знаю не хуже мальчишки. Все вы мне испортите с этим оборванцем! Понимаете?

Полицейский встал и начал мять фуражку в руках.

– Убирайтесь ко всем чертям! А если я узнаю, что вы встречаетесь с этим сопляком-нищим, я и с вас, и с него семь шкур спущу!

Не дожидаясь, пока переводчик доведет его мысли до обескураженного полицейского, взбешенный Гунке вышел из кабинета, хлопнув дверью.

25

Лес залила талая вода. Размягченный серыми обволакивающими туманами, напившийся досыта земной влаги, он отяжелел и ждал тепла. Волнующая весна бродила ветерком среди берез и сосен, кленов и осин.

Заломин и Повелко шли лесом, пробираясь к чурочному заводу. Вода то и дело преграждала путь, и им приходилось или обходить лужи и ручьи, или перескакивать с пня на пень, с кочки на кочку. Повелко прыгал легко, а старику Заломину явно не везло: вот уже третий раз он оступился в холодную воду.

– Опять промок! – ворчал он, выбираясь на сухое место. – Не рассчитал.

Повелко смеялся:

– Не годишься ты, вижу, в лесные жители, а еще партизанить хотел!

– Ничего, научусь! Еще молодой, – отшучивался старик.

Ходить по весеннему лесу становилось все труднее, и каждый раз, возвратившись на завод, Повелко и Заломин вынуждены были весь вечер сушить сапоги и портянки. Сегодня воды прибавилось; она закрывала бугорки, стояла в низинах, под стволами деревьев. Путь был тяжелый. Километр, отделявший завод от мостика, который ремонтировали Повелко и Заломин, занимал более часа ходьбы.

Наконец показалась поляна. У самого края ее стояли три новых деревянных барака с крохотными подслеповатыми оконцами. Чуть поодаль – кособокая рубленая избенка. Ее двускатная тесовая, почерневшая от времени крыша поросла мохом, покрылась лишайником. Оконца, застекленные осколками, глядели неприветливо. На поляне высились огромные бунты строевого, мачтового леса, подготовленного к вывозке, лежали вороха пиловочника, подтоварника, горбыля, реек…