Венгерская вода - Зацаринный Сергей Страница 30

– Сильно тогда франков побили? – поинтересовался я.

– Больше пограбили. У них ведь по складам добра было – на сотню кораблей. Как раз осенью все приключилось, все собирались отплывать с товаром в обратный путь. Потому, как в их кварталы ворвались, сразу грабить бросились, до самих франков уже и дела не было. Кое-кого, правда, похватали, человек с полсотни. Но их сразу стража взяла под охрану. Большинство сбежало. Убитых мало было. Да за ними и не гнался никто. Все бросились грабить. Потом жечь, чтобы концы попрятать.

– Андреоло этого поймали?

– Да он удрал сразу. Знал, что головы ему не сносить.

Мне вспомнился заросший бурьяном пустырь за баней Саф ад-Дина. Там, значит, и кипели страсти. Развалившаяся стена вокруг бывшего квартала явно строилась не для долговременной обороны, а просто чтобы посторонние не шатались. Склады все-таки, дорогие товары.

Хозяин замолчал, видно, вспоминая прежнее золотое времечко. Мои греки тоже притихли. Я заметил, что они с самого начала нашей беседы ловят каждое слово. Опытные соглядатаи, ничего не скажешь. Всегда нос по ветру. Даром, что ли, так славятся ромейские дипломаты? Их, говорят, годами учат в специальных школах, так что тягаться с ними в интригах не может никто. Хотя главное достоинство в таких делах известно со времен незапамятных: «Держи рот закрытым, а уши открытыми».

Один из греков щедрой рукой налил полный стакан драгоценного кипрского и протянул хозяину:

– Выпьем за доброе старое время!

Мне стало интересно. Эти люди ничего не делали просто так. Чего ему надо?

– Не слышно ли, когда франки вернутся в Тану?

Вон оно что! Постоялый двор – такое место, куда слетаются сплетни со всей степи. Нужно только развязать язык хозяину. Да и то сказать, сами же греки говорили, что других ворот в Орду, кроме Таны, нет.

– Лет восемь назад вроде все стало налаживаться. Даже консул венецианский приехал. На моем дворе и жил, не в караван-сарай же ему заселяться. Уже и грамоту от хана получили. А тут чума!

Хозяин с досады стукнул по лавке:

– Потом, только первые купцы стали прибывать, так эта беда с уртакчи, которых на генуэзском корабле пограбили. У них ведь не только свой товар был. Все, кто большими деньгами здесь ворочает, всегда в доле с эмирами, а то и с самим ханом. Без хорошего покровителя в наших краях заморскую торговлю не потянуть. Потому хан сразу так рьяно и вступился за этих купцов. Приказал хватать всех венецианцев с их товарами.

– Значит, в последнее время никакие послы к хану не проезжали?

– Рано еще, навигация только началась. Может, немного погодя кто прибудет.

Похоже, хозяин уже догадался, почему его расспрашивают, и стал держать ухо востро. Тоже не лыком шит.

После бани и сытного обеда меня разморило. Я вспомнил про свою комнату, где меня впервые за два месяца ожидала удобная постель на широкой лежанке, где не будет качать, а над головой не будут топать матросы. Тем более что почивать мне там предстояло в тишине и одиночестве. Пока мы блаженствовали в бане, Симба перебрался в летний амбар во дворе. Там было проще не мозолить глаза, да и спать вольготнее. Вместо жестких лежанок солома, застеленная войлоком. Прохлада и свежесть.

Вторая комната, снятая мной, теперь освободилась, и туда перебрался Мисаил. Баркук уже побывал на кухне, где набрал для себя и Симбы провизии. Он оказался юношей очень смышленым и расторопным. На посылках неизменно летел бегом, старательно таскал все наши мешки и сумки, почти совсем разгрузив Симбу. Африканцу он явно пришелся по душе. Хотя оба они очень плохо говорили по-гречески. Симба, правда, немного знал кипчакский – годы пребывания в школе, где обучались будущие мамлюки, не прошли даром.

За обедом меня напоили медом. Узнав, что я мусульманин, хозяин сразу предложил мне его вместо вина, заверив, что мои местные единоверцы относят его к дозволенному. Уже потом я узнал, что он немного покривил душой – насчет дозволенности медового напитка у здешних мусульман существуют немалые разногласия, разрешить которые не удается по причине того, что питье это приготовляют по разным рецептам. В зависимости от чего он бывает хмельным или нет.

Крепкий сон этот напиток обеспечивал в любом случае. Размякший в бане, объевшийся и напившийся дремотным медом, я заснул, едва растянулся в своей комнате на целой охапке мягчайших войлоков. Клянусь, по качеству выделки они не уступали лучшим верблюжьим коврам моего родного Каира.

Спал я так крепко, что даже не услышал шума снаружи. Меня разбудил Симба. Известным только ему способом он отодвинул запор, которым моя дверь была закрыта изнутри, и потряс меня за плечо:

– Мисаила забрали! – понизив голос, сказал он, едва я открыл глаза, слипшиеся от глубокого сна.

Симбу я узнал по голосу. В комнате и проходе за его спиной был плотный мрак.

От неожиданности я оцепенел. Единственное, что до меня дошло, – это то, что на нас напали. Симба пояснил, что во двор пришло несколько человек, потом он видел, как они вывели Мисаила и увели с собой. За воротами их ждало несколько всадников.

– Они говорили о чем-то с хозяином. Он им светил фонарем.

Немного помолчав, Симба добавил:

– Они явно не хотели шуметь. Тебе нужно поговорить с хозяином, – произнес он, заметив, что я продолжаю сидеть не шевелясь, и настойчиво потянул меня за руку. Я так и выскочил во двор полураздетым вслед за ним.

Хозяина мы увидели сразу – он все еще держал в руке горящий фонарь. Стояла глубокая ночь. Мир спал, и единственным светом во тьме были молчаливые звезды. Хозяин выглядел ошарашенным не меньше нашего:

– Стража. С повелением от начальника таможни Ак-ходжи. Он командует, пока эмира нет. Спросили меня, где франк, который прибыл с ромеями. Велели ему следовать за ними. Вы же после полудня были у них на пристани. Зачем им понадобилось среди ночи вламываться на постоялый двор и будить людей? До утра даже не подождали.

Похоже, его недоумение было искренним.

Мы прошли в комнату Мисаила. Там была только разбросанная постель. Все его вещи собрали и унесли.

– Хорошо, что сумку со снадобьями и прочим добром мы забрали к себе, – шепнул Симба. – Не перепрятать ли ее на всякий случай?

Было заметно, что он в такой же растерянности, как и я. Как поступить? Ночью, в незнакомом городе, среди неизвестности. Мне сразу вспомнились слова деда: «Не суй свой нос никуда. Твое дело – подать жалобу местной власти». Боюсь, это единственный разумный совет, который мне сейчас нужен. Оставалось дождаться утра.

О том, чтобы уснуть, нечего было даже думать. Усевшись на скамью у ворот, я поднял глаза к небу. Оно было чужим. Где-то там за горизонтом скрылась моя путеводная Сухейль, зато суровая Альрукаба все выше поднималась над Страной Мрака. Какую подсказку я могу найти в этих таинственных письменах? Может, надо мной насмехается двуличная Звезда Дьявола? Но ее не было на небе. В эту пору она уходит куда-то за горизонт, чтобы появиться вместе с осенними звездопадами. Почему-то эта мысль меня успокоила.

Скоро взойдет солнце, я отправлюсь к здешнему правителю и потребую объяснений. Ведь слава о правосудии в царстве Джанибека достигает даже Египта.

Рядом бесшумно выросла темная фигура Симбы. Его голос был печален:

– Баркук сбежал.

– Может, просто испугался стражи? Или куда отлучился?

– Он прихватил с собой мешок с едой. Там были лепешки, баранья нога, бутыль с вином. Видно, решил, что подвернулся очень удобный случай.

– Разве он неправ? – Меня это почему-то развеселило. – Действительно, ловить его – это самое последнее, что мы сейчас будем делать.

– Мы его не обижали.

– Птичка упорхнула, едва дверца ее клетки осталась открытой. Значит, ей свобода милей.

«Плохой из тебя вышел работорговец», – сказал бы сейчас дед в той свойственной ему манере, когда нельзя было понять, говорит он серьезно или шутит.

Так и сидели мы с Симбой молча, слушая тишину и редкую перекличку ночных сторожей. Сидели недолго. Скоро начали блекнуть звезды на востоке и по всей округе в предутренних сумерках запели петухи. Однако не успели муэдзины прокричать утренний призыв на молитву, как в воротах появился Баркук.