Адольф Мютцельбург - Властелин мира Страница 30

Слово взял королевский прокурор. Он произнес длинную речь. Но то ли факты, содержащиеся в обвинении, были уже известны присутствующим, то ли им не уделяли должного внимания, а только его слова были едва слышны на трибунах, где слушатели перешептывались друг с другом и обменивались мнениями.

Наконец прокурор снова занял свое место, и поднялся первый из обвиняемых — тот самый молодой человек, немногим старше тридцати, насколько можно было судить по его внешности. В зале воцарилась гробовая тишина.

— Впервые в жизни, — начал он, — мне наконец позволено говорить во Франции и открыто обратиться к соотечественникам…

После этой вступительной фразы он спокойно и уверенно, немного взволнованным голосом заговорил о своем великом родственнике, своем дяде, об интересах Франции. Каждая его фраза была веской и содержательной.

— Как участник политического дела, — закончил он свое выступление, — я не признаю за политическим судом права судить мои намерения и поступки. Ваши формальности никого не введут в заблуждение. В той борьбе, которая начинается, существуют только победитель и побежденный. Если вы на стороне победителя, мне нечего ждать от вас справедливости, а в великодушии я не нуждаюсь!

Он сел на свое место. Это был Луи Наполеон Бонапарт, третий сын бывшего короля Голландии. Он предстал перед судом за вооруженную высадку в Булони, за повторную попытку добиться того, чего позже ему все-таки удастся достигнуть, — власти над страной, первым императором которой был его дядя.

Затем начался процесс и специальный допрос, затянувшийся до самого вечера. Наконец зал опустел, слушатели покинули трибуны. Первое заседание суда закончилось.

Однако канцлер Пакье и королевский прокурор Фран-Карре оставались в Люксембургском дворце. За легким ужином они оживленно обменивались мнениями по поводу прошедшего дня, после чего перешли в один из внутренних покоев дворца. Канцлер занял место за огромным столом, покрытым зеленым сукном. Прокурор уселся на некотором расстоянии от него.

Вслед за тем судебные приставы ввели в комнату молодого человека и оставили наедине с блюстителями правосудия. Вошедший оказался крупным, статным человеком приблизительно тридцати лет от роду.

— Господин Максимилиан Моррель, если не ошибаюсь? — спросил канцлер Пакье.

— Да, сударь, — ответил молодой человек. — Капитан Моррель. Но, прежде чем ответить на ваши вопросы, позвольте мне в свою очередь задать вопрос вам. Я слышал, сегодня начался процесс по обвинению участников Булонского дела. Почему меня не предали суду Палаты пэров?

— Разные причины побудили нас сделать в отношении вас исключение, — ответил канцлер. — Для начала мы считаем необходимым побеседовать с вами наедине. Что будет дальше — зависит от результатов этой беседы. Итак, к делу. Ваше имя нам известно. Так же как и ваше прежнее положение. Теперь, как мы выяснили, вы больше не занимаете никакой должности. Вы — частное лицо, не так ли?

— Я владелец дома на Елисейских Полях и замка в Трепоре.

— Вы женаты?

— Да, господин канцлер.

— На ком?

— На Валентине де Вильфор, дочери прежнего королевского прокурора.

В эту минуту прокурор прошептал канцлеру на ухо несколько слов, и какое-то время оба тихо переговаривались друг с другом.

— Вы утверждаете, что женаты на Валентине де Вильфор, дочери прежнего королевского прокурора? — спросил канцлер.

— Сударь, — едва не вспылив, быстро ответил Моррель, — я не утверждаю этого, я и в самом деле ее муж.

— Но никакой Валентины де Вильфор больше не существует, она умерла, — спокойно заявил канцлер, уверенный в своей правоте.

— Она и была мертва, по крайней мере все так считали, — сказал капитан, подняв глаза кверху, словно желая поблагодарить небо. — Ее считали мертвой, но ее спас некто, кого я ставлю первым после Бога. Впрочем, я полагаю, господин канцлер, к делу это не относится. Моя жена не имела никакого касательства к известному вам делу.

— Речь идет лишь о выяснении ваших семейных обстоятельств, — сказал Пакье, похоже не вполне удовлетворенный ответом Морреля. — Продолжайте, пожалуйста! Вы были французским офицером. Почему вы ушли в отставку?

— Во-первых, я взял отпуск в Алжире, чтобы залечить полученное там ранение, — ответил капитан. — К тому же во Франции меня задержала женитьба, и наконец, моя супруга просила меня оставить службу и жить только для нее. Это и решило мою дальнейшую судьбу.

— Но что побудило вас сделаться сторонником Бонапарта? — почти по-дружески поинтересовался канцлер.

— Мой отец был приверженцем Наполеона, дед моей жены, Нуартье де Вильфор, тоже, видимо, знаком вам как бонапартист. Таким образом, дух бонапартизма живет в нашей семье. Кроме того, я действовал согласно желанию одного человека, которому мой отец обязан своим спасением, а я — жизнью своей жены. Согласно желанию того самого человека, о котором я уже упоминал. А его желания при всех обстоятельствах будут для меня законом.

— Это граничит с безумием! — вполголоса пробормотал канцлер. — И кто же он, этот человек?

— Граф Монте-Кристо! — с гордостью ответил Максимилиан.

Канцлер был удивлен ответом и взглянул на королевского прокурора с почти насмешливой улыбкой.

— Граф Монте-Кристо? Кто это? Где он находится? — недоверчиво спросил Пакье. — Я никогда о нем не слышал!

— Возможно, и не слышали, я сам не знаю, где он теперь, — сказал капитан. — Однако такой человек существует. Разве вам не приходилось слышать о нем, когда он несколько лет назад был в Париже? О графе говорили все.

— В самом деле, я что-то смутно припоминаю, — согласился канцлер. — Вероятно, какой-то авантюрист или что-то в этом роде.

— Господин канцлер! — едва сдержался молодой человек. — Не судите о том, кого не знаете! На свете нет более благородного человека!

— Вы, кажется, очень высокого мнения о нем — прекрасно! — пожал плечами Пакье. — Следовательно, именно граф Монте-Кристо поручил вам примкнуть к сторонникам Наполеона. Почему он это сделал?

— Вы требуете от меня слишком многого — я не знаю, — ответил Моррель. — В июле меня разыскал некто, мне неизвестный. Он передал привет от графа Монте-Кристо и сказал, что граф помнит меня. Потом от имени графа он велел мне отправиться в банкирский дом Ротшильда и получить некую сумму, которую мне вручат, когда я удостоверю свою личность. Он заметил также, что графу будет приятно, если я примкну к тому делу, которому служит человек, ожидающий от меня этих денег. Я спросил, что это за дело. Посланец графа ответил, что я это узнаю. Я отправился к братьям Ротшильд и, представившись, получил значительную сумму. С этими деньгами я вместе с женой выехал в Лондон, ибо человек, которому мне надлежало передать деньги, находился там. Взяв их, он сказал, что они предназначены Луи Наполеону и его делу. Я счел своим долгом также присоединиться к этому делу, тем более что питал симпатии к принцу.