Поль Феваль - Королева-Малютка Страница 31

Взяв ее за руку, Саладен вошел в кондитерскую, чтобы возобновить запас сладостей; ради успеха предприятия он готов был на любые затраты.

Однако поразмыслив, юноша несколько умерил свой пыл и принялся рассуждать:

«До победы пока еще далеко. Если бы у меня в городе была комната, мы бы отправились туда, я снял бы свои обноски и переодел девчонку. Не могу же я допустить, чтобы папаша Эшалот и мадам Канада заподозрили меня в похищении ребенка; и уж тем более мне не хочется, чтобы они узнали в ней вчерашнюю малышку. Тогда они того и гляди разжалобятся! Однако места для переодевания у меня нет, придется тащиться к Лангедоку, в „Сороку-воровку“. Тем более, что я не в курсе, куда двинулся теперь Французский Гидравлический театр… Пройдено лишь полпути. За работу!»

– Скажи мне, – выходя из кондитерской, резко спросил он ребенка, – как тебя зовут, любовь моя?

– Ты же знаешь: Жюстина, – удивилась девочка.

– Жюстина – а дальше? – осведомился Саладен. Королева-Малютка застыла с раскрытым ртом.

– Но ты же сама знаешь, – повторила она.

– Разумеется, разумеется, знаю, – торопливо закивала старушка. – Я просто хотела услышать это от тебя, сокровище мое. А где ты живешь?

– Ты же знаешь, что у нас! – воскликнула малышка.

Саладен еще раз возблагодарил демона, покровительствующего волкам, пославшего ему, Саладену, глупую Красную Шапочку.

– А где это «у нас», дорогуша? – ласково поинтересовался он.

– Над канатной плясуньей, конечно! – нетерпеливо топнула ножкой девочка.

«Маленькие дети поразительно похожи на собак, – подумал счастливый Саладен. – Когда на пса забывают надеть ошейник, к которому прикреплена пластинка с адресом хозяев, – все, пиши пропало!»

Однако юнец продолжал настойчиво расспрашивать малышку:

– Готов поспорить, что ты знаешь, как зовут твою мать! – ласково произнес он.

– Мамочка, – ответила Жюстина и добавила: – Ее называют еще Глорьеттой… Ты не знаешь, почему?

– В путь, к «Золотому Дому»! – воскликнул Саладен. – Даже в раю не найдется столь чистого ангелочка, как ты! Иди сюда, я причешу тебя получше.

Он толкнул калитку, ведущую в темную аллею, и мгновенно снял с Королевы-Малютки шапочку, заменив ее клетчатым платком. Девочка хотела было рассердиться, но хитрец тут же принялся восхищенно оглядывать ее и даже захлопал в ладоши от удовольствия:

– Ах! Какая же ты красавица! Если бы ты только могла посмотреться в зеркало! Твой папа просто проглотит тебя, как конфетку!

И Саладен подхватил удивленную и испуганную девочку на руки. План его заключался в том, чтобы второй кучер не смог описать внешность малышки, даже если полиция и выйдет на след старухи с ребенком. Поэтому сейчас он целиком укутал Жюстину концами своей старой шали.

Он продолжал весело улыбаться, суля ребенку золотые горы и всяческие чудеса, расточал перлы своего красноречия, расписывая прелести «Золотого Дома».

Оцепеневшая Королева-Малютка больше не смеялась, но и не плакала.

Так они подошли к стоянке фиакров, где Саладен выбрал экипаж, запряженный парой выносливых коней.

– Плачу за каждую минуту, проведенную в пути, – заявил юнец, усаживая девочку в коляску. – Улица Сен-Поль, в Марэ. Поезжайте помедленнее, в экипаже больной ребенок.

Королева-Малютка, уже устроившаяся на подушках, услышала слова своей спутницы и воскликнула:

– Да нет же, я вовсе не больна! – Саладен забрался в фиакр.

– Замолчи, глупышка! – прошептал он, подмигивая. – Ты же видишь, что я просто хочу над ним подшутить!

– А я не хочу подшучивать над ним! – закричала Жюстина, внезапно приходя в ярость, как это свойственно избалованным детям.

– Я совсем не больна, а ты просто врушка! – визжала она.

Саладен принялся напевать песенку, а про себя думал:

«Рано или поздно, все равно придется ее усыпить, чтобы нанести визит Лангедоку. Давай, сокровище, ори, все равно ты попалась. Скоро ты у меня попляшешь!»

Когда фиакр тронулся, парень прекратил петь; Королева-Малютка, надувшись, исподлобья поглядывала на него. Внезапно он резким движением сорвал с себя вуаль, а следом за ней – и чепец, и пристально уставился на ребенка своими круглыми глазами; так он делал всегда, когда хотел напугать собеседника.

Королева-Малютка открыла рот, чтобы закричать, но не смогла выдавить из себя ни звука. От изумления и страха крик застрял у нее в горле.

Саладен вновь принялся напевать. Не прекращая своих вокальных упражнений, он плотно закрыл дверцы и одну за другой опустил все шторки, так что в фиакре воцарилась кромешная тьма.

– Теперь ты меня узнала? – нарочито грубым голосом спросил Саладен. – Я великий волшебник. Я глотаю сабли, ножи, кинжалы, бритвенные лезвия и змей. Ты сказала, что я урод, и за это я теперь везу тебя к людоеду.

Слова юного негодяя сопровождались несколькими выразительными гримасами, вполне соответствовавшими смыслу его речей.

Дрожа всем телом, Королева-Малютка закрыла лицо руками.

– И людоед сожрет тебя! – страшным голосом заключил Саладен.

Ручки Королевы-Малютки соскользнули со щек и упали на колени. Она опустила голову и беззвучно зарыдала.

Это был настоящий, жестокий урок жизни.

В ходе нескольких судебных процессов, потрясших и ужаснувших все общество, был выявлен один мерзкий секрет: оказывается, проще и быстрее усыпить ребенка, заставив его не улыбаться, а плакать. Бесчеловечные создания, у которых нет времени укачивать своих крошек, принуждают малышей рыдать.

В слезах младенцев содержится мощное снотворное, действие которого погружает малышей в крепкий сон. Те изверги, что время от времени предстают перед нашими судами, держа ответ за гибель своих сыновей и дочерей, отлично это знают; похитительницы детей тоже прекрасно осведомлены об этом.

Заставить ребенка спать, когда он этого не хочет, – такая же тонкая наука, как и укрощение диких лошадей с помощью голода и страха.

Но говорят – и эти сведения более всего отягощают наши сердца – что беспросветная нищета знает свои особые средства усыпления. Чтобы заработать на хлеб и тем самым прокормить ребенка, надо трудиться без отдыха, ни на миг не отвлекаясь от своего дела. Времени укачивать младенца нет. Плач ребенка – это его способ зарабатывать на жизнь.

Саладен знал все. Несколько минутой смотрел на плачущую Королеву-Малютку, содрогавшуюся от нервных всхлипываний. Девочка больше не пыталась ни кричать, ни открывать глаза.

В душе Саладена не было места жалости. Сердце этого подростка было твердо и холодно, как камень. Нет сомнений, этот мальчик должен был далеко пойти.

Наблюдая таинственное действие слез, мало-помалу погружавших девочку в сон, он сидел и размышлял.