Александр Дюма - Графиня де Монсоро Страница 31

— Где я был?

— Вы лежали на постели.

— На постели с пологом из белого шелка с золотыми цветами?

— Да.

— А стены комнаты увешаны гобеленами?

— Правильно.

— А потолок расписан фигурами?

— Точно так, а в простенке между окнами…

— Портрет?

— Вот именно.

— Женщины в возрасте восемнадцати — двадцати лет?

— Да.

— Блондинки?

— Да, несомненно.

— Прекрасной, как ангел?

— Еще прекрасней!

— Браво! Ну и что вы сделали?

— Я вас перевязал.

— И отлично перевязали, даю слово!

— Старался, как мог.

— Превосходно перевязали, просто превосходно, милостивый государь, сегодня утром рана почти затянулась.

— Это благодаря бальзаму, который я составил; на мой взгляд, он отлично действует, ибо, не зная, на ком мне его испробовать, я не раз протыкал себе кожу в разных местах и — честное слово! — через два-три дня раны заживали.

— Любезный господин Реми! — воскликнул Бюсси. — Вы замечательный человек, я полон всяческого расположения к вам… Но дальше, что было дальше? Рассказывайте.

— Дальше вы снова потеряли сознание. Голос спросил меня, как вы себя чувствуете.

— Откуда он доносился?

— Из соседней комнаты.

— Значит, самой дамы вы не видели?

— Нет, не видел.

— Что вы ей ответили?

— Что рана не опасна и через двадцать четыре часа затянется.

— И она была довольна?

— Очень. Она воскликнула: “Боже мой, какое счастье!”.

— Она сказала “Какое счастье!”? Милый господин Реми, я вас озолочу. Ну, дальше, дальше!

— Вот и все, никакого дальше. Вы были перевязаны, и мне уже нечего было там делать. Голос сказал мне: “Господин Реми…”

— Голос знал ваше имя?

— Конечно, все из-за того несчастного, которого полоснули ножом. Помните, я вам говорил?

— Верно, верно; итак, голос сказал: “Господин Реми…”

— “Будьте до конца человеком чести, не подвергайте опасности бедную женщину, поддавшуюся чувству сострадания; завяжите себе глаза, позвольте отвести вас домой и не пытайтесь подглядывать по дороге”.

— Вы обещали?

— Я дал слово.

— И вы сдержали его?

— Как видите, — простодушно ответил молодой человек, — иначе я не искал бы дверь.

— Ладно, — сказал Бюсси, — это великолепная черта характера, показывающая, что вы галантный кавалер, и, хотя внутри у меня все кипит от злости, я не могу не сказать: вот моя рука, господин Реми.

И восхищенный Бюсси протянул руку молодому лекарю.

— Сударь! — воскликнул пораженный Реми.

— Вот вам моя рука, вы достойны быть дворянином.

— Сударь, — сказал Реми, — я вечно буду гордиться тем, что имел честь пожать руку отважному Бюсси д’Амбуазу. А пока что совесть моя неспокойна.

— Это почему же?

— В кошельке оказалось десять пистолей.

— Ну и что?

— Это слишком много для лекаря, которому больные платят за визит пять су, а не то и совсем ничего не платят, и я разыскивал дом…

— Чтобы вернуть кошелек?

— Вот именно.

— Любезный господин Реми, вы чересчур щепетильны, клянусь вам; эти деньги вы честно заработали, они ваши по праву.

— Вы думаете? — с явным облегчением спросил Реми.

— Я отвечаю за свои слова, но дело в том, что расплачиваться с вами следовало вовсе не этой даме, ведь я ее не знаю, и она меня тоже.

— Вот еще одна причина вернуть деньги. Сами видите.

— Я хотел вам сказать только, что я тоже ваш должник.

— Вы мой должник?

— Да, и я отблагодарю вас. Чем вы занимаетесь в Париже? Давайте рассказывайте. Поверьте мне свои тайны, любезный господин Реми.

— Чем я занимаюсь в Париже? Да, в сущности, ничем, господин граф, но я мог бы кое-чем заняться, имей я пациентов.

— Ну что же, вам очень повезло; для начала я предлагаю вам одного пациента — самого себя. Поверьте, у вас будет большая практика! Не проходит дня, чтобы либо я не продырявил самое прекрасное творение Создателя, либо кто другой не подпортил великолепный образчик Его искусства в моем лице. Ну как, согласны вы заняться штопаньем дыр, которые будут протыкать в моей шкуре, или тех, которые я сам проткну в чьей-либо оболочке?

— Ах, господин граф, — сказал Реми, — у меня так мало заслуг…

— Напротив, вы именно тот человек, который мне нужен, дьявол меня побери! Рука у вас легкая, как у женщины, и с этим бальзамом…

— Сударь!

— Вы будете жить у меня, у вас будут свои собственные апартаменты, свои слуги; соглашайтесь, или, даю слово, вы ввергнете меня в пучину отчаяния. К тому же ваша работа еще не закончена: вам пора сменить мне повязку, любезный господин Реми.

— Господин граф, — отвечал молодой врач, — я в таком восторге, что не знаю, как выразить свою радость. У меня будет работа! У меня будут пациенты!

— Ну нет, ведь я сказал, что беру вас только для себя самого… ну и для моих друзей, естественно. А теперь — вы ничего больше не помните?

— Ничего.

— Ну, коли так, то помогите мне разобраться кое в чем, если это возможно.

— В чем именно?

— Да видите ли… вы человек наблюдательный: вы считаете шаги, вы ощупываете стены, вы запоминаете голоса. Не знаете ли вы, почему, после того как вы меня перевязали, я очутился на откосе рва у Тампля?

— Вы?!

— Да, я… Может быть, вы помогали меня переносить?

— Ни в коем случае! Наоборот, если бы спросили моего совета, я решительно воспротивился бы такому перемещению. Холод мог вам очень повредить.

— Тогда я ума не приложу, как это случилось. Вам угодно будет продолжить поиски вместе со мной?

— Мне угодно все, что угодно вам, сударь, но я боюсь, что от этого не будет проку, ведь все дома тут на одно лицо.

— Тогда, — сказал Бюсси, — надо будет посмотреть на них днем.

— Да, но днем нас увидят.

— Тогда надо будет собрать сведения.

— Мы все разузнаем, ваше сиятельство…

— И мы добьемся своего. Поверьте мне, Реми, отныне нас двое, и мы существуем не во сне, а наяву, а это уже немало.

XI

О ТОМ, ЧТО ЗА ЧЕЛОВЕК БЫЛ ГЛАВНЫЙ ЛОВЧИЙ БРИАН ДЕ МОНСОРО

Даже не радость, а чувство какого-то исступленного восторга охватило Бюсси, когда он убедился, что женщина его грез действительно существует и что эта женщина не во сне, а наяву оказала ему то великодушное гостеприимство, неясные воспоминания о котором он хранил в глубине сердца.

Поэтому Бюсси решил ни на мгновение не расставаться с молодым лекарем, которого он только что возвел в ранг своего постоянного врачевателя. Он потребовал, чтобы Реми, такой, как был — весь в грязи с головы до пят, сел вместе с ним в носилки. Бюсси боялся, что, если он хоть на миг упустит Реми из виду, тот исчезнет, подобно дивному видению прошлой ночи; нужно было во что бы то ни стало доставить его к себе домой и запереть на ключ до утра, а на следующий день будет видно, выпускать его на свободу или нет.