Станислав Пономарев - Быль о полях бранных Страница 31

— Я прошу Аллаха, чтоб он дал тебе мучительную смерть! — заявил Ачи-Ходжа. — Ты нарушил закон гостеприимства!

— Урусы говорят: «Незваный гость хуже татарина». То есть хуже нас с тобой, — рассмеялся хан. — Даже нас хуже, понял? Как ты смел явиться передо мной?! Ты, убийца самого Султана Дешт-и Кыпчака, Светоносного Али-ан-Насира?!

— На то была воля беклербека Мамая.

— Он не судья Потомку Потрясателя Вселенной. Он раб его!

— Кто ведает, чьей рукой карает Аллах врагов Высочайшей Орды?

— Я ведаю! — повысил голос Араб-Шах. — Моей рукой он покарает тебя. Береза, говоришь? Это хорошо! Очень хорошо. Эй, нукеры! Повесьте его на березе за ноги! — Он кивком указал на Ачи-Ходжу.

— Пусть отпустят мои руки, — глухо проговорил тот. — Я должен помолиться перед смертью.

— Развяжите его! — приказал хан. — Пусть помолится.

Воины живо выполнили этот приказ.

Ачи-Ходжа потер запястья, поморщился, достал из-за пазухи янтарные четки...

Араб-Шах чутьем воина угадал в неторопливых движениях старика грозную опасность. Он кошкой прыгнул вперед и вырвал желтые камешки из рук коварного посла. Тот ощерился, словно волк, загнанный в западню, но не успел и шевельнуться, как Марулла скрутил ему руки.

Хан внимательно оглядел каждый обломок янтаря. В одном просвечивала пружинка и тонкая игла.

— Так вот чем ты жалишь, скорпион Мамая?! Теперь сам испытай свое жало! Держи! — Он направил острие иглы прямо в лицо старика и надавил чуть заметный выступ.

Игла впилась в щеку Ачи-Ходжи, тот дернулся и рухнул головой вперед. Могучий сотник Марулла отпустил его руки и отшатнулся.

— Не бойся, пехлеван. Скорпион подох от собственного яда. Теперь он уже никого не ужалит. — Араб-Шах спокойно уселся на свое место и удивленно указал пальцем на спутников Ачи-Ходжи: — А почему эти двое еще не на березе?

— Подожди, о Великий Хан! — в ужасе возопил козлобородый. — Прости, мы не виноваты в делах этого скорпиона, пусть Азраил унесет его в свое царство огня и мучений! Я должен сказать тебе Тайное!

— Хватит тайн. Эй, нукеры, поторопитесь...

Не было здесь ни одного мурзы, и некому было заступиться за обреченных. Казнь мог бы остановить Сагадей-нойон, но он с тысячей батыров сторожил броды перед войском Кудеяр-бея. А когда о расправе узнал Аляутдин и примчался к хану, спасать уже было некого: мурзы Мамаевы висели на деревьях.

— А-а, мухтасиб, — несколько смущенно встретил его Араб-Шах. — Мне нужно сказать тебе кое-что.

— Я у стремени твоего, о Поражающий, — только и смог вымолвить Аляутдин, ибо о помиловании послов говорить было поздно.

— Вот что, мухтасиб, — глянул ему в глаза непреклонный отпрыск Джучиева рода. — Езжай к Кудеяр-бею.

Аляутдин в ужасе попятился.

— Не бойся. Он ведь твой друг. Ничего он с тобой не сделает. Скажешь ему: я согласен. Пусть присоединяется ко мне в походе на Уру-сию. Вот читай. — Араб-Шах протянул караче крохотный рулончик кожи.

Аляутдин взял его, развернул, быстро пробежал глазами по тексту и недоуменно уставился на хана.

— У козлобородого старика из-за пазухи выпал, — пояснил тот. — Это когда его уже на березу вздернули. Оказывается, он тайный посланник Кудеяр-бея был и враг шакала Мамая. Жалко, не знал...

Мухтасиб с ужасом смотрел на своего нового повелителя...

— Да-да, — печально покачал головой Араб-Шах. — Ты прикажи похоронить козлобородого, как же его звали?.. А, Марат-мурза! Ты прикажи похоронить его с почестями. А родственникам отвезешь пять тысяч динаров, пусть простят меня.

Глава шестнадцатая

Река Веселая

Проведав, что при их приближении татары поспешно отступили, нижегородцы, суздальцы, москвичи и ярославцы возгордились. Спало напряжение перед, казалось бы, неминуемой сечей, и теперь все увереннее раздавались такие разухабистые возгласы:

— Да мы того Арапшу в пыль сотрем!

— Самого Хасанку-эмира не испужались, а энтого...

— Где он, тот Арапша? Догони теперича!

— Не надобно бы так шутковать, — опасались другие. — Татаровья сильны и коварны. Не накликать бы беды...

Таким отвечали:

— Под Булгар-градом их поболе было, да и мы ступали по чуждой земле. А тут почитай што Русь. Пущай только сунутся!

Княжич Иван Дмитриевич Нижегородский думал так же. Вместе с этими ратниками он сражался против татар под стенами Булгара ал-Махрусы. Тогда враг, разбитый наголову в трех сражениях, вынужден был откупиться двадцатью пятью пудами серебра!

Молодой воевода заранее утвердил себя в мыслях победителем Араб-Шаха, о котором доселе никогда не слыхал и уж совсем ничего не знал о нем как о полководце...

Не было сегодня во главе русской рати осторожного и удачливого в битвах организатора победы под Булгаром ал-Махрусой — великого князя Московского и Владимирского Дмитрия Ивановича. Не было здесь и отца княжича Ивана — великого князя Нижегородско-Суздальского Дмитрия Константиновича. Отец не был выдающимся военачальником, но дело ратное знал и ни за что не позволил бы расслабиться войску в походе.

Не было здесь и дяди княжича Ивана — искусного и смелого полководца, князя Городецкого Бориса Константиновича.

Правителей русских земель в Москву позвала весть о кончине их общего врага — великого князя Литовского Ольгерда Гедеминовича. В Литве назревала свара, и, чем она могла откликнуться на Руси, можно было только предполагать.

Борис Городецкий обиделся, что не его оставили старшим в войске, и, гневный, отъехал в свою отчину[82].

Советником княжичу Ивану правители Московский и Нижегородский поставили Суздальского князя Симеона Михайловича. Воевода он был опытный, но стар уже. И еще по одной причине все войско в единоначалие старику не отдали: князем он был подколенным[83] и Дмитрий Константинович опасался, как бы и он, подобно брату Борису Городецкому, не вознамерился посягнуть на великокняжеский стол. А посему Симеон ко всему происходящему был равнодушен.. .

Иван же, хоть и молод был, успел приобрести славу лихого воеводы, смелого и... бесшабашного. Он отличился в нескольких битвах, а особенно в последней — при Булгаре ал-Махрусе. Княжич командовал там пешим полком тяжеловооруженных ратников. Ордынцы, чтобы еще и напугать руссов, пустили на них кавалерию на верблюдах. Иван встретил необычных наездников и сумел первым же ударом опрокинуть их. Около крепости, на краю рва, образовалась свалка. Татары с большим трудом отстояли ворота столицы улуса Булгар. Несколько сот диковинных всадников попало в плен.