Бернард Корнуэлл - Арлекин Страница 31

Мессир Жоффрей вложил меч в ножны.

— Я должен сражаться против врагов моего короля и потому буду сражаться здесь. Но благодарю вас.

Он взял поводья, и в этот момент из лесу выехал сэр Саймон Джекилл, указывая обнаженным мечом на мессира Жоффрея.

— Это мой пленник! — крикнул он Томасу. — Мой пленник!

— Он ничей не пленник, — ответил Томас. — Мы его отпускаем.

— Вы его отпускаете? — насмешливо улыбнулся сэр Саймон. — А ты знаешь, кто здесь командует?

— Я знаю одно: этот человек — не пленник, — ответил Томас.

Он толкнул коня мессира Жоффрея в покрытый попоной кострец, отправляя скакуна по дороге, и крикнул вслед:

— В Испанию или в Святую землю!

Сэр Саймон повернул было коня вдогонку, но, увидев, что Уилл Скит готов вмешаться и прекратить преследование, снова повернулся к Томасу.

— Ты не имел права отпускать его! Не имел права!

— Он же вас отпустил, — сказал тот.

— Он сделал глупость. И теперь что, я тоже должен быть дураком?

Сэра Саймона трясло от ярости. Пусть мессир Жоффрей заявил о своей бедности и его семья вряд ли могла собрать выкуп, но один его конь стоил по меньшей мере пятьдесят фунтов! Из-за Скита и Томаса эти деньги только что ускакали на юг. Сэр Саймон смотрел, как удаляется француз, а потом опустил меч и приставил клинок к горлу Томаса.

— С первого же момента, как я тебя увидел, ты держишься нагло. Я по рождению выше всех на этом поле, и мне решать судьбу пленников. Ты понял?

— Он сдался мне, — сказал Томас, — а не вам. Так что неважно, в какой постели вы родились.

— Ты, щенок! — процедил сэр Саймон. — Скит! Я хочу получить компенсацию за этого пленника. Ты слышишь?

Скит пропустил его слова мимо ушей, но у Томаса не хватило благоразумия поступить так же.

— Боже, — с отвращением проговорил он, — этот человек отпустил вас, а вы не можете отплатить ему тем же? Какой же вы рыцарь? Вы просто негодяй. Идите и ошпарьте себе задницу.

Меч поднялся вверх, и одновременно взметнулся лук Томаса. Сэр Саймон посмотрел на сверкающий наконечник стрелы с побелевшими от заточки краями, и ему хватило ума не наносить удар. Он со щелчком вдвинул клинок в ножны, развернул коня и поскакал прочь.

Люди Скита остались разбирать вражеские трупы. Их было восемнадцать, и еще двадцать три тяжелораненых. Также было шестнадцать истекающих кровью коней и двадцать четыре убитых — такое количество конины, заметил Уилл Скит, непростительно угробить впустую.

Так мессир Жоффрей получил урок.

* * *

В Ла-Рош-Дерьене стояла суматоха. Сэр Саймон Джекилл пожаловался Ричарду Тотсгему, что Уилл Скит не пришел ему на помощь в бою. Рыцарь также присвоил себе заслугу в убийстве и ранении сорока одного вражеского латника. Он похвастал победой в стычке, а потом вернулся к теме предательства Скита. Но Ричард Тотсгем был не в настроении слушать жалобы сэра Саймона.

— Вы выиграли битву или нет? — спросил он.

— Конечно, мы победили! — в негодовании вскричал сэр Саймон. — Столько убитых!

— Тогда зачем вам понадобились латники Уилла? — поинтересовался Тотсгем.

Сэр Саймон попытался найти ответ, но не преуспел в этом.

— Он дерзил, — пожаловался он.

— С этим вы разберитесь сами, без меня, — отрезал Тотсгем.

Но, обдумав этот разговор, он решил вечером встретиться со Скитом.

— Сорок один человек убитых и раненых? — задумчиво проговорил Тотсгем. — Это, пожалуй, треть ланьонских латников.

— Да, пожалуй.

Тотсгем встал на постой в доме у реки. Из его окна было видно, как под сводами моста течет вода. Вокруг сторожевой башни, охранявшей мост с дальнего края, кружили летучие мыши, а домики за рекой освещала щербатая луна.

— Теперь у них не хватает людей, Уилл, — сказал он.

— Да уж, им не повезло.

— А городишко набит добром.

— Похоже на то, — согласился Скит.

Многие в страхе перед эллекином отправили свое имущество в близлежащие крепости, и Ланьон, скорее всего, был полон всякого добра. А главное, Тотсгем нашел бы там провиант. Его гарнизон получал кое-какую провизию из крестьянских хозяйств к северу от Ла-Рош-Дерьена, и еще больше доставляли через Ла-Манш из Англии. Но разорение эллекином окрестностей грозило голодом.

— Оставить пятьдесят человек здесь? — продолжал размышлять вслух Тотсгем, но такому старому солдату, как Скит, не нужно было объяснений.

— Нам понадобятся лестницы, — сказал он.

— А что случилось со старыми?

— Пошли на дрова. Зима была холодной.

— Может, ночной штурм? — предположил Тотсгем.

— Через пять-шесть дней полнолуние.

— Значит, через пять дней, — решил Тотсгем. — И мне потребуются твои люди, Уилл.

— Если протрезвеют к тому времени.

— После сегодняшнего они заслужили выпивку, — тепло проговорил начальник гарнизона и улыбнулся Скиту. — Сэр Саймон жалуется на тебя. Говорит, что ты дерзишь.

— Это не я, Дик, это мой приятель Том. Сказал ублюдку, чтобы тот пошел и ошпарил себе задницу.

— Боюсь, сэр Саймон не из тех, кто следует добрым советам, — мрачно проговорил Тотсгем.

Советам не следовали и люди Скита. Он дал им волю в городе, но предупредил, что если перепьют, то утром им не поздоровится. Они не послушали совета и устроили пирушки в тавернах. Томас с парой десятков своих друзей и их подружек отправился на постоялый двор, где они пустились плясать, петь и попытались завязать драку с компанией «белых крыс» герцога Иоанна, у которых хватило благоразумия не поддаться на провокацию и тихо исчезнуть в ночи. Чуть погодя на постоялый двор вошли два латника в камзолах с эмблемой графа Нортгемптонского — со львами и звездами. Их встретили насмешками, но они все вытерпели и спросили, нет ли среди присутствующих Томаса.

— Это вон тот урод, — сказал Джейк, указывая на Томаса, отплясывавшего под звуки флейты и барабана.

Латники подождали, пока он закончит, а потом объяснили, что Уилл Скит сейчас у командира гарнизона и хочет поговорить с ним.

Томас допил свой эль.

— Дело в том, — объяснил он стрелкам, — что без меня они ничего не могут решить. Без меня как без рук.

Раздался смех. Томас удалился в сопровождении двух латников под добродушные крики стрелков.

Один из латников был из Дорсета и слышал о Хуктоне.

— Там высадились французы? — спросил он.

— Ублюдки разорили его. Сомневаюсь, что от него что-либо осталось, — ответил Томас. — Так зачем я понадобился Уиллу?

— Бог знает, да не скажет, — ответил графский латник.