Джеймс Купер - Осада Бостона, или Лайонел Линкольн Страница 32

— Негодяй! — воскликнул кто-то, выскакивая из укрытия у подножия маяка и бросаясь к Лайонелу. — Как ты осмелился зажечь маяк!

— Я бы спросил вас, как вы осмеливаетесь обращаться ко мне с такой грубой бранью, если бы мне не была ясна причина вашего заблуждения, — ответил Лайонел. — Это же свет луны, только что поднявшейся над морем.

— Ив самом деле, — ответил тот. — А сначала я прямо готов был поклясться, что зажгли маяк.

— Как видно, вы верите, что в этой стране много разного колдовства и чертовщины. Ну как, если не с помощью черной магии, мог бы я зажечь маяк на таком расстоянии?

— Почем я знаю! Странный тут народ вокруг… Вот на днях украли пушку из арсенала. Всякий бы сказал: быть того не может, а вот украли. Как раз перед вашим прибытием, сударь. Я ведь вас узнал: вы майор Линкольн из сорок седьмого полка.

— На этот раз вы гораздо ближе к истине, чем в первом своем предположении, — сказал Лайонел. — Я, кажется, имею честь разговаривать с одним из офицеров нашего полка?

Незнакомец объяснил, что он прапорщик другого полка, но знает Лайонела. Он присовокупил, что ему приказано наблюдать, чтобы никто из жителей не вздумал зажечь маяк или с помощью каких-либо других сигналов оповестить о предстоящем выступлении.

— Как видно, дело принимает более серьезный оборот, чем я предполагал, — сказал Лайонел, выслушав объяснения молодого офицера. — Должно быть, главнокомандующий задумал что-то, что нам неизвестно, если уж дошло до того, что офицера ставят в караул, как простого солдата.

— Мы, прапорщики, весьма мало осведомлены о его планах, а проникнуть в них стремимся и того меньше! — воскликнул его собеседник. — Впрочем, должен признаться, мне просто невдомек, почему английские войска должны действовать под покровом ночи против кучки сельских ханжей, которые бросились бы наутек от одного вида наших мундиров при свете солнца. Будь моя воля, я разжег бы этот маяк так, чтобы пламя поднималось вверх на целую милю. Пусть-ка сюда явятся герои с берегов Коннектикута… Да эти собаки поползут на животе перед двумя ротами гренадеров… Ага! Вы слышите, сударь, вот они идут — гордость нашей армии! Я узнаю их твердый шаг.

Лайонел прислушался и тоже ясно различил четкий шаг большого военного отряда, направлявшегося, по-видимому, в сторону моря. Поспешно попрощавшись с молодым офицером, Лайонел спустился с холма и, направившись в ту сторону, откуда доносился топот марширующих ног, достиг берега одновременно с войсками. Уже издали он увидел два неподвижных темных пятна — две войсковые колонны. Когда он подошел ближе, его опытный взгляд сразу отметил, что на площади выстроилось никак не меньше тысячи солдат. Небольшая группа офицеров стояла у самой воды, и Лайонел направился туда, справедливо предположив, что офицеры окружили командира.

Лайонел увидел подполковника, командира 10-го полка, он разговаривал с майором морской пехоты, с тем самым, о котором упоминал солдат, стоявший в карауле перед губернаторским дворцом. Лайонел обратился к подполковнику с просьбой разрешить ему сопровождать один из батальонов в качестве добровольца. Подполковник задал ему несколько вопросов, и разрешение было дано. Оба собеседника при этом тщательно избегали малейшего намека на секретную цель похода.

После этого Лайонел разыскал своего конюха, которому было приказано следовать с лошадьми за войсками, и, дав ему необходимые распоряжения, отправился на поиски Полуорта. Он довольно быстро обнаружил его: капитан стоял перед своей ротой в голове колонны легкой пехоты.

Место, где они находились, и черневшие у берега лодки говорили яснее всяких слов, что войска покинут полуостров не по суше, а посему оставалось только терпеливо ждать, когда будет отдан приказ грузиться в лодки. Ожидать пришлось недолго, а так как посадка производилась в образцовом порядке, то вскоре все солдаты уже находились в лодках, которые начали медленно удаляться от берега как раз в ту минуту, когда лучи луны, игравшие среди холмов и серебрившие шпили городских колоколен, озарили своим мягким светом залив и оживление, царившее на берегу, словно кто-то поднял театральный занавес перед началом увлекательной мелодрамы. Полуорт устроился рядом с Лайонелом и с наслаждением дал отдых своим усталым членам, а когда лодки медленно заскользили в полосе лунного света, красота ночи и разлитые вокруг мир и покой развеяли тяжелые предчувствия, невольно зародившиеся в его душе при мысли о предстоящих военных действиях и связанных с ними тяготах.

— Бывают минуты, когда я завидую морякам, — сказал Полуорт, лениво привалившись к борту и бороздя воду рукой. — Плавать в лодках не такая уж тяжелая работа, а свежий воздух, вероятно, весьма способствует пищеварению. Морской пехоте вольготно живется, как я погляжу!

— Говорят, они жалуются, что флотские офицеры посягают на их права, — заметил Лайонел. — И я сам не раз слышал, как они сетуют, что им месяцами бывает негде поразмять ноги.

— Ха! — воскликнул Полуорт. — На мой взгляд, ноги — наименее необходимая часть человеческого тела.

Я часто думаю, что при сотворении его была допущена прискорбная ошибка. Вот, к примеру, и без ног можно быть очень хорошим лодочником… И хорошим скрипачом можно быть без всякого участия ног, и превосходным портным, и стряпчим, и врачом, и священником, и вполне сносным поваром, словом — чем угодно, за исключением танцмейстера. Какой, собственно, смысл иметь ноги? Разве только для того, чтобы было где угнездиться подагре…

И во всяком случае, нога длиной в двенадцать дюймов ничуть не хуже ноги длиной в милю, и все эти излишки превосходно могли бы быть использованы для более благородных частей человеческого тела — таких, как, например, мозг или желудок.

— А что же будут делать офицеры легкой пехоты — ты забыл о них, — сказал Лайонел, рассмеявшись, — Ну, им можно накинуть два-три дюйма, хотя, так как все в этом мире оценивается лишь путем сравнения, то, в сущности, и это не имеет никакого значения. По моей системе человек без ног так же годится для легкой, пехоты, как и с ногами. Это только в значительной мере избавило бы его от весьма докучных маневров и прежде всего — от этих новых упражнений. Вот тогда это была бы поистине восхитительная военная служба, Лео! Осталась бы только вся поэтическая, так сказать, ее сторона, вот как сейчас. Чего бы еще, кажется, телу или душе пожелать? А к чему, позволь тебя спросить, нужны нам сейчас ноги? В лодке от них одна помеха и ничего больше. К нашим услугам мягкий свет луны и еще более мягкое сиденье… Эта морская гладь, бодрящий воздух… Вон там раскинулась прекрасная земля, и, хотя она плохо видна нам сейчас, мы знаем, что она плодородна, богата и изобильна… А там — живописный город, где для нас припасено много заморских специй… Гляди, даже эти бестии рядовые в алых мундирах, со сверкающими карабинами в руках, кажутся не такими уж грозными в нежном сиянии луны!..