Жизнь на гранях миров - Елена Черкашина Страница 32

– Ты что это делаешь? – удивляется Игорь и останавливается возле жены.

Та стоит перед зеркалом и как-то слишком уж углублённо изучает своё лицо. Утреннее солнце пронизывает чистую комнату их дома, наполняя светом воздух и запутываясь лучами в тонком ажуре занавесей.

Света смеётся, отводит взгляд:

– Смотрю, насколько помолодела, – и добавляет без улыбки: – Серьёзно! Всю ночь работали, у меня чуть ноги не подкосились, а на лице – ни грамма усталости. И чувствую себя так, будто спала долго-долго. Как это происходит?

– Не знаю – не знаю. Феномен, – он достал свежую рубашку из шкафа, одевается, а сам думает: «Она устала. Так не годится. Нужно её отправлять домой пораньше».

Света опять прилипла к зеркалу:

– Как они снимают усталость? Возвращают силы?

Игорь становится сзади и смотрит на цветущее личико жены:

– Они – это кто?

– Те, кто нас охраняет, проводит через врата.

– Врата миров? – он улыбается: она поэтична!

– Да, через хрупкие, незримые врата небесных миров.

– А почему ты решила, что это одни и те же создания? Те, кто проводит, и те, кто охраняет.

– Мне так кажется. Чувствую.

Он на миг задумывается: «они» вполне могут быть одними и теми же. Но тогда… Следующая мысль заставляет его слегка поёжиться. В таком случае «они» неизбежно присутствуют в их жизни каждую минуту, каждый миг. Здесь, сейчас, в этой комнате, пронизанной тёплым утренним светом. И там, наверху, холодными длинными ночами. Таинственные спутники их жизни. Мы не видим их, но они видят нас, иначе им было бы неведомо, что Света упала на дно ущелья и замерзает в снегу, и что в скалах, у Игоря за спиной, прячется убийца…

«Сказать? Или нет? Лучше промолчу». Но она сама поднимает голову и, глядя ему прямо в лицо, говорит:

– Но тогда это значит, что они – здесь?

Он кивает, задумчиво поправляя манжеты рубашки:

– Значит, так.

– И смотрят на нас?

– Не обязательно, – он вдруг чувствует, будто нечто подсказывает ему, что именно нужно сказать: то, что развеет её страхи и наиболее приближено к правде. – Если они высокоорганизованны, им не нужно находиться здесь каждую минуту, пристально наблюдая за нами. Они просто чувствуют, когда мы в опасности, и приходят на помощь.

– Перемещаются быстро?

– Очень быстро. Как мысль.

– Или как свет.

– Возможно. Мы ничего не знаем об их природе.

Света смотрит загадочно, в глазах – мечтательность. Но она стесняется сказать то, о чём думает с таким чудным выражением лица. Игорь догадывается – и смеётся:

– Да, твои любимые ангелы.

Она поправляет воротничок его рубашки:

– Если это ангелы, то я спокойна за своего мужа.

Игорь уже не смеётся, голос его ласков и серьёзен:

– А я спокоен за свою жену.

Они уезжают, в комнате остается лёгкий запах духов, мужского одеколона и невесомая тень того, кто с улыбкой слушал весь разговор.

– Молодец, хорошо нарисовал, – Игорь всмотрелся в огромную, во весь рост, фигуру человека, которую Нисан изобразил углём на стене палаты. – Теперь я расскажу тебе, что у него внутри.

– Мальчики, у вас урок? – заглянула Светлана.

– Лекция по анатомии.

– А я могу послушать?

Нисан улыбнулся. Игорь осторожно отломил кусок угля и прочертил длинную вертикальную полосу:

– Это позвоночный столб. Опора для туловища, органов и тканей, поддерживает голову, состоит из тридцати четырёх позвонков. Расположен ближе к спине, его легко прощупать. Света, позови кого-нибудь из худых раненых, мы его используем как наглядное пособие.

– Сейчас.

Через минуту ведёт тощенького юношу, его раздевают до пояса и тщательно изучают. Нисан внимателен, запоминает всё с ходу, но присутствие жены врача смущает его, и Игорь, бросив на него пристальный взгляд, показывает Свете: «Уйди!»

Лекция занимает всего час: достаточно для первого раза.

– А теперь расскажи, что ты понял.

Игорь стирает свои рисунки и наблюдает за тем, как Нисан по памяти наносит на фигуру человека органы и кости. Он почти не ошибается, и Игорь доволен: не ожидал в юном помощнике такой сообразительности.

– Прекрасно. А теперь – домашнее задание.

Врач бросает на стол сырую, плохо выделанную шкуру, переворачивает мехом вниз и делает несколько быстрых разрезов ножом.

– Зашивай!

– Что?

– Накладывай швы! Видел, как это делает Шалиян? Тебе придётся заниматься этим всю жизнь. А потому не торопись, шей спокойно, плотно стягивая края. Не рви слишком сильно: раненому будет больно. И лучше тебе сразу представить, что это – живой человек.

– Он хороший ученик? – тихо спрашивает Света, когда Игорь возвращается в маленькую приёмную.

– Неплохой. Но ты нам больше не мешай. Юноше двадцать лет, и он не на меня смотрит, а на тебя.

Она улыбается:

– Не буду.

Вечерний обход в госпитале – то же, что утренний в обыкновенной больнице. Всё так же, но у сестёр в руках нет историй болезней, им приходится запоминать назначения, а потому Игорь несколько раз повторяет:

– Цефазолин, внутримышечно, один раз в день.

Нужно бы два раза, но лекарств немного, их нужно беречь: война только началась, и раненые будут прибывать с каждым днём.

– Противостолбнячную сыворотку всем ввели?

Делать уколы имеют право только Светлана и Шалиян, остальные сёстры – перевязки, обмывания, наводят чистоту в палатах. Воины одеты в тонкие рубашки, везде очень тепло, лампы не чадят: наполнены лучшим маслом. Пока всё идёт нормально, но один солдат сдаёт: ему не помогают ни антибиотики, ни препараты, способствующие восстановлению крови. Колотое ранение в живот; операция прошла успешно, но о каком успехе может идти речь, если его два часа несли до гарнизона на самодельных носилках, а затем ещё два он ждал прихода врача? Организм не борется: нет сил, и Игорь, склонившись, даже без яркого света видит, как посерело, будто отступило вдаль худое лицо и как резко обозначились скулы. Хирург прикасается к животу: так и есть, твёрдый как камень. Сестра тихо рассказывает:

– У него лихорадка, озноб, мы три раза бельё меняли.

Сепсис! Самый страшный враг хирургии. Этому парню нужны дополнительные антибиотики, нужна операция с активным дренированием, но перед этим необходимо сделать тщательный бактериологический анализ. Игорь мог бы попробовать пронести кровь, но это займёт время, а у юноши его нет. Да и не выдержит он вторую операцию. На земле ему можно было бы помочь, но не здесь.

– Морфин внутривенно, три раза