Михаил Попов - Cлавенские древности, или приключения славенских князей. Страница 32

Пораженный истиною сих слов Индийский Государь, и проклятым коварством своего первосвященника, и его сообщников, обратился к ним, чтоб истребовать от них оправдания в сем ясном на них доказательстве, но уже более не увидел из них никого. Сии злодеи почувствовав всю опасность, какою угрожала им Светлосанова речь, ушли тайно друг за другом изо дворца, дабы не подвергнуться в ту ж минуту раздраженному правосудию, и предупредить оное новыми коварствами. Отбытие их открыло наиболее глаза Императору, и уверило его об истине проклятого их злочестия. Воспылал он гневом, и повелел в туже минуту начальнику своей стражи, забрать под караул первосвященника и сообщников его. Злодеи! вскричал он по сем, они не довольны были умерщвлением такого числа неповинных, но хотели еще, продолжая мое ослепление, пожертвовать своему неистовству и сего премудрого иностранца, без спасительного уведомления коего не перестал бы я никогда обагрять моего скипетра неповинною кровью, и учинять моего царствования примером наилютейшего тиранства.

По сем восклицании обратился он к Светлосану, и благодаря ему наичувстительнейшим образом за истолкование стольких важностей, просил его объяснить, кому он одолжен столь великим благодеянием. Когда же Славенский Князь объявил ему, что он родом и саном ему равен, тогда Могол в пущее пришел воспаление против нечестивых своих жрецов, описавших ему Светлосана самым злочестивейшим человеком, и старавшихся его уверить, что он учинит самое богоугоднейшее дело, еж ели повелит умертвить сего иностранца мучительнейшим образом. О как несчастлив Государь, возопил он, окруженный столькими чудовищами: Прости мне, знаменитый Князь, говорил он обратясь к Светлосану, варварство; к которому привели меня сии злочестивцы, я потщуся его омыть пролитием всей их крови.

Так говоря, старался он оправдать себя перед Славенским Князем, и учтивостями, оказываемыми Славянам, загладить несправедливость поступка против иностранных. А к совершению доказательства своей невинности, и истинного раскаяния, повелел сей день включить в число торжественных, и праздновать его повсегодно. Между тем, желая наградить причиненную Славянам досаду весельем, приказал учредить в тот день великий пир, к которому приглашены были все знатные вельможи его двора. Во время сего пиршества, Могол говоря непрестанно с Светлосаном, просил его снова рассказать свою историю обстоятельнее, в рассуждении его путешествия в Индию. Славенский Князь во всем его удовольствовал, рассказав ему подробно все обстоятельства своей жизни, похищение сестры своей и зятя, и ужасные злодейства малорослого чародея.

Император весьма был удовлетворен его повествованием, и воспоймал к нему час от часу наиболее любви и почтения. А в доказательство своей к нему приязни, повелел принести богатые и великолепные дары для Светлосана и для спутников его; однако ж сей Князь от них отрекся учтивым образом, представляя Абубекиру, что в рассуждении его путешествия будут они для него отяготительны. Во время препирания их о сем, донесли Моголу, что первосвященник и сообщники его не повинуются его указу, и сверх того возмущают на него народ; и что уже великая оного часть приведены ими к бунтованию. Сие объявление привело Императора в великую ярость на первосвященника. Неблагодарный и дерзновенный раб! возопил он: вот как он платит мне за несчетные мои к нему щедроты! Но сие его злодейство не останется без наказания. Я вскоре заставлю его раскаяться в сем беззаконии. Силостан, продолжало он говорить, обратясь к страженачальнику, сей час вооружи всех моих телохранителей, и верных мне Распутов, и накажи немедленно безумную чернь, дерзнувшую на меня восстать; а неверных жрецов потщись поймать живых. Я хочу казнью их показать пример мучением, каковым должны предаваться таковые изменники, дерзающие восставать на Государя своего.

Силостан со тщанием повиновался повелению Могола, и отбыл произвести оное в действо; а Индийский Владетель говорил так, обратясь к Светлосану: Ты не поверишь, любезный мой гость, коль велики были мои благодеяния к сему неверному жрецу, и коль безмерна его ко мне неблагодарность, сие ты видишь теперь сам. Он был бедный ученик, и понравился мне способом своего красноречия, кое имеет он довольно в нарочитом степени. Сие побудило меня возвести его в некоторый духовный сан, и отверсть ему мои милости, который напоследок открыли ему путь к первосвященничеству. Обманчивое его красноречие извлекало ему повседневно мои благодеяния; однако ж я и во время оных примечал в нем нередко вредное сердце, в котором царствовали властолюбие и корысть. По благости моей к нему, не старался я выводить следствий из сих моих примечаний, хотя иногда и доходили до меня жалобы на чрезмерную его жадность к любоимению и власти. Лукавое его красноречие всегда исторгало сего лицемера от моего правосудия, и могу сказать, что при всех его злых намерениях, он бы еще и ныне пользовался моими щедротами, если бы его коварство в рассуждении иностранцев, и теперешнее его бунтование не открыли мне ясно, что он злодей стремящийся похитить может быть венец мой.