Станислав Рем - За тихой и темной рекой Страница 32

— Так перебирайся ко мне, — Олег Владимирович кивнул на место рядом с собой.

— Не положено, ваше благородие.

— Мне лучше знать, что положено, а что нет. Садись! — теперь уже приказал Белый.

Кучер послушно сполз с облучка и уселся рядом с барином.

— До Марковской-то далеко еще? — поинтересовался Белый.

— По сухому часа за два бы добрались. А так почитай к обеду, даст Бог. Ночевать там придётся, — вывел резюме мужик.

— С чего это?

— А иначе никак, — от кучера шел крепкий дух чеснока и лука. — Пока вы разные свои дела там порешаете, пока Семён Петрович с вами покалякает, вот и вечер. А ночью ехать никак нельзя. Дорога после дождя расквасится. Зверьё опять же. Задрать не задерёт, а лошадей напугать может.

Крупные, тяжёлые капли глухо застучали по матерчатому верху. Сначала — редко, с неохотой, а спустя несколько секунд, словно разыгравшись, дождь принялся упруго и звонко барабанить по навесу, словно пытаясь пробить плотную ткань, защищавшую ездоков. Белый протянул руку, и та моментально стала мокрой.

— Дождь-то тёплый! — с восторгом выкрикнул Олег Владимирович.

Кучер посмотрел на попутчика и пожал плечами. А какой же ещё — летом-то?

Чиновник откинулся на сиденье и закинул руки за голову. Свежий воздух мягко обдавал лицо. Пыль улеглась, и теперь лёгкие дышали упруго, глубоко, с наслаждением втягивая приятные ароматы лета. Даже доставать трубку не возникало желания.

— Что закручинился, старик? — молодой человек обернулся к кучеру.

— Дорога… Она на всякие мысли и рассуждения настраивает.

— И на какие, к примеру, мысли она настроила тебя?

— Да так, разные. Вам, барин, поди, будет неинтересно.

— Что ж, не хочешь рассказывать, молчи.

Кучер понужнул лошадей.

— А как вы, барин, к песне относитесь?

— Смотря к какой.

— К самой простой. Что людьми писана.

Белый усмехнулся:

— Сам-то ты какую песню любишь? — молодой человек с интересом смотрел на кучера. Прямо поэт, под стать Рыбкину.

— Так вы, барин, послушайте, а после скажите, с душой сия песня, али нет.

Мужик несколько секунд помолчал, вроде как собирал себя, и вдруг неожиданно чистым, грудным голосом запел:

Как в Амурской области[2],А и Господи, прости, словно у людей,Завелись дела — порядки:Просят света, гонят взятки.Чудеса ей, ей!Генерал иркутский Буссе,Губернатор в новом вкусеДуй его горой!Он большой руки оратор,Дипломат, администратор,Он же и герой!Хоть наружностью невзрачен,Но воинственный МаймачинШтурмом чуть не взял!При своём здоровье слабомОн иркутским главным штабомБойко заправлял!

— Это что, частушки? — вставил реплику Олег Владимирович, когда кучер набирал полную грудь воздуха.

— Так точно, ваше благородие. Не понравилось?

— Отчего? Даже наоборот. Только не всё понятно. К примеру, что такое Маймачин?

— Да городок такой… в Китае. Сам-то я в нём не бывал, — кучер неопределённо пожал плечами. — Раньше наши мужики, когда я мальцом бегал, ездили туда торговать. Поди, важный городок был, ежели его штурмом брали. Зазря в песню строку не вставят.

«Смотри, какой сообразительный мужичок! Про Буссе спрашивать не станем», — решил Олег Владимирович. Он и так был наслышан о деятельности Владимира Вильгельмовича в Амурской области, да и в Петербурге. Перед тем как получить назначение на пост генерал-губернатора Амурской области Буссе и в самом деле командовал штабом войск Восточной Сибири, находящимся в Иркутске. В офицерской среде о генерале Буссе вспоминали только негативно: карьерист, выскочка. Даже обвиняли в том, что присвоил себе часть заслуг своего сослуживца и наставника генерала Муравьёва. Однако в Министерстве иностранных дел, что для Белого стало полной неожиданностью, Владимиру Вильгельмовичу дали совсем иную рекомендацию. Помощник министра отозвался о нем, как о прекрасном администраторе, который первым от имени МИДа установил прямой контакт с китайскими чиновниками. Именно при Буссе была налажена торговля между Россией и китайской стороной.

Кучер между тем продолжал песню:

Честь крестового походаПятьдесят шестого годаСвято чтит страна!Вот по этим, по заслугам,Говорят к его услугам,Область создана!Весь облит мишурным светом,Он приехал прошлым летомС молодой женой.Подождём, что будет дальше,А покуда генеральша:Телом и душой!Понабрались с ними франты,Гальдерманы, Гильдербранты,Тут же и Петров!Поломали стары хаты,Возвели дворцы, палаты,Хоть морозь волков!

Олег Владимирович расхохотался. Настолько смешно звучали немецкие, чуждые славянскому слуху фамилии в устах простого мужика, которому разве только розгами можно было их вбить в крестьянскую голову. Кучер, не обращая внимания на смех барина, продолжал выводить:

Обеспечив помещеньем,Принялись за управленье,Что всего нужней?Мы потом займёмся краем,Перво-наперво Китаем!Это — поважней!..Вот Асламову работа,То и дело пишет ноты,В Айгунь, ко двору!Их там, может быть, читают,Да всё нас-то не пускают,Вверх, по Сунгару!Да в Айгунь, и то пробратьсяНе всегда легко, признаться,Был такой случай:Раз, инкогнито, зимою,Он поехал там с женою,Праздник посмотреть!Их погреться не пустили,Всё по улицам водилиСловно напоказ…

— Ладно. Будет, — оборвал песню Олег Владимирович. Концовка частушек ему не понравилась.

Любят у нас позлословить за спиной. Тем паче, ежели сам объект уже и ответить не в состоянии. Не хватало, чтобы мужичьё обсуждало действия и поступки дворянина. Пусть даже в песне. Эдак и до бунта недалеко. В такой вот местности, где в основном проживают ссыльные.