Джордж Джемс - Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов Страница 33

Все было кончено – Жоделль опередил Эрмольда. Английское знамя с вышитым на нем львом развевалось на главной башне крепости. Это могло означать только одно: Артур попал-таки в руки своего дяди, Иоанна Безземельного, а Гюи де Кюсси стал пленником Вильгельма Саллисбюри.

ГЛАВА IV

После свидания с Агнессой граф Овернский пребывал в сильном душевном волнении. Грустные мысли роились в его мозгу, не оставляя ни на минуту в покое и ослабляя и без того уже пошатнувшийся разум. Столько дней и ночей, не замечая ничего вокруг себя, он жил только этой встречей, призывая на помощь всю силу, всю энергию своей души, чтобы с честью выдержать это испытание. И что же? Да, он встретился с той, что являлась ему во сне, с единственной, кому отдал он свое сердце, но это свидание лишь добавило горечи. И мог ли быть он счастлив, видя ее супругой другого, понимая, что причиняет ей боль, предлагая оставить Филиппа, которого она так беззаветно любит! Он вновь и вновь возвращался мыслями к этой сцене: вот она перед ним, невольная виновница его страданий, прекрасная и недоступная; он видит ее, чувствует ее дыхание, слышит ее голос. Тибольд поежился, как от холода, вспомнив, с каким презрением она отчитывала его. А этот ледяной тон! Скольких усилий стоило ему это хладнокровие, это внешнее спокойствие, в то время как сердце его разрывалось на части!

Он был так измучен этими воспоминаниями, терзавшими его душу, что совершенно забыл о письме, которое доставил паж Гюи де Кюсси, и оно лежало на столе, невскрытое и никому не нужное. Прошло какое-то время, прежде чем Тибольд снова заметил его и, взяв в руки конверт, вскрыл и прочел письмо. Вряд ли он мог осознать то, что в нем сообщалось, и обдумать, какие меры нужно принять. Разум отказывался служить ему, и из всего прочитанного Оверн понял только одно: его ожидает какое-то новое несчастье. Не отдавая себе отчета он подозвал пажа и приказал подать лошадь.

– Что прикажете делать нам, сир? – спросил оруженосец. – Следовать за вами?

– Что?.. Ах да, конечно, – рассеянно отвечал Тибольд, – следуйте за мной…

И, оседлав лошадь, он бросился вперед, даже не заметив, что по-прежнему сжимает в руке письмо, переданное ему пажом Гюи де Кюсси.

Жара стояла невыносимая. Лучи полдневного солнца, отвесно падая вниз, пекли голову и туманили взор, что, конечно же, только ухудшало и без того тяжелое состояние Тибольда. Именно в этот день паж Гюи де Кюсси присоединился к его свите и, заметив, что граф держит в руке письмо его господина, робко приблизился и сказал:

– Есть ли какая-нибудь надежда, граф Оверн, что вы сумеете помочь сиру Гюи?

– Сир Гюи? – удивился граф. Пришпорив коня, он посмотрел на Эрмольда взволнованно и с беспокойством, словно ему стоило большого труда собрать свои мысли воедино и понять суть того, о чем ему говорили. – Сир Гюи… О ком вы говорите? Кто этот сир Гюи?

– Неужели вы не узнаете меня, граф Тибольд? – удивился юноша. – Я Эрмольд де Марей, паж сира Гюи де Кюсси, который, как вы можете догадаться, теперь в плену у англичан.

– Он пленник? – содрогнулся граф и, пристально посмотрев на Эрмольда, он добавил через минуту: – Ах, да… это правда. Я, кажется, что-то слышал об этом. Пленник… Что ж, я освобожу его.

– Нет, сир, не забывайте, что он в руках пятнадцатитысячной английской армии, и даже всего могущества Франции недостаточно для того, чтобы вызволить его из плена. Один только выкуп может вернуть ему свободу.

– Так заплати. Я дам тебе денег… Сколько просит султан?

– Султан, сир Оверн? Какой еще султан! Он пленник английского короля, и мы во Франции, а не в Палестине.

– Как это – не в Палестине! Ты просто болван! Разве я не чувствую на своем челе палящего солнца Сирии?.. Но к делу. Мы, кажется, говорили о выкупе… Так сколько просит султан? Де Кюсси… Мой храбрый товарищ… Думал ли кто, что ты станешь пленником неверных!..

Он снова взглянул на Эрмольда и сказал с досадой:

– Что ты стоишь, как истукан! Отвечай же, какую плату требует этот презренный султан?

Эрмольд лишь удивленно взирал на графа. Поняв наконец, что переубедить его будет напрасной тратой времени, он махнул на это рукой и кратко ответил:

– Не знаю точно, но думаю, что не меньше десяти тысяч крон.

– Подумаешь – десять тысяч! – воскликнул Тибольд, ум которого все больше и больше слабел от напряжения и бесполезных попыток вникнуть в суть разговора. – Я дам тебе вдвое больше! И на остаток ты сможешь купить себе стадо овец… Удались же в пустыню, где нет ни мужчин, ни женщин, и останься там, пока годы не убелят твои волосы, пока смерть не унесет тебя. Следуй за мной в Иерусалим, и я дам тебе золота, сколько нужно. Что же касается меня, то я дал обет принести покаяние в пустыне, в горах Ливана. Следуй за мной, говорю тебе, и у тебя будет золото.

Несмотря на путаницу в мыслях, граф Тибольд уверенно направлял свою лошадь по дороге в Париж. Он не заблудился в улицах и бесчисленных переулках этого города и благополучно добрался до монастыря святой Берты. Спешившись у ворот, он пригласил Эрмольда следовать за собой и быстро прошел в комнаты, которые занимал.

С минуту он постоял у двери в помещение, где хранились деньги, предназначенные на издержки по возвращении из Палестины, затем решительно распахнул дверь и, взяв у своего казначея ключ, открыл большой железный сундук, полный золотых и серебряных монет.

– Возьми их, – сказал он, обращаясь к пажу. – Бери, сколько тебе нужно. И скажи своему господину, что я рад бы прийти ему на помощь, – добавил он прерывающимся голосом, так, словно каждая фраза стоила ему невероятных усилий, – да, я хотел бы помочь ему лично… и сделал бы это, если бы только мог освободить сам себя. Но… но Оверн уже не тот, что был прежде … Мое сердце не очерствело, но моя голова… моя голова… Нынешним утром жгучее солнце пустыни… И Агнесса… да, Агнесса… ее холодность… Ну, бери же! Чего ты ждешь? Ступай к своему господину! Бери побыстрее золото да отправляйся…

Эрмольд не стал дожидаться иных указаний и, склонившись над сундуком, постарался ухватить как можно больше кошельков, полных звонкой монеты, и стал набивать ими карманы. Когда карманы раздулись от денег, он выпрямился и вопросительно поглядел на графа, словно бы спрашивая позволения уйти.

– Ты все еще здесь? – гневно вскричал граф, топнув ногой.

Эрмольд, будто он только и ждал этих слов, тотчас сбежал с лестницы и, оседлав лошадь, отправился на восток. Но едва он выехал из Парижа, как переменил направление, и поехал по дороге, ведущей на запад.

– Судя по ярлыкам на кошельках, у меня теперь не меньше двенадцати тысяч крон золотом, – рассуждал он сам с собой. – Дороги же кишмя кишат разбойниками, бродягами и прочим воровским отребьем. Мой конь устал, и, если на меня нападут, я вряд ли сумею спастись. Скоро уж ночь, а я даже не знаю, где мне придется заночевать. Что же делать? Если я буду возить это золото с собой, пока не отыщу своего господина, то подвергнусь большой опасности. Нет, я не могу рисковать. Поеду-ка лучше к Венсенскому отшельнику и вверю ему золото; пусть сохранит его до тех пор, пока я наверняка не узнаю, сколько требуется заплатить за моего господина и у кого он пленником.