Александр Дюма - Графиня де Монсоро Страница 33

Местом сбора охотников служила Коновязь короля Людовика Святого. Так назывался в те времена перекресток дорог, где, как говорят, тогда еще можно было увидеть знаменитый дуб, под которым король-мученик вершил правосудие. Все собрались к девяти часам, и ровно в девять, верхом на прекрасном вороном жеребце, на поляну выехал новоиспеченный главный ловчий, предмет всеобщего любопытства, ибо почти никто из придворных его не знал.

Все взоры обратились на вновь прибывшего.

Бриан де Монсоро был высокий мужчина лет тридцати пяти; на его лице, испещренном мелкими оспинами, при малейшем волнении проступали красные пятна, и это пробуждало любопытных приглядываться к нему еще пристальнее, что очень редко идет на пользу тому, на кого смотрят.

И действительно, чувство взаимной симпатии обычно возникает сразу: прямой взгляд и открытая улыбка вызывают ответный ласковый взор и улыбку.

В камзоле зеленого сукна, сплошь расшитом серебряными галунами, опоясанный серебряной перевязью, на которой был вышит щит с королевским гербом, в берете с длинным пером, с копьем в левой руке, с эстортуэром, предназначенным для короля, — в правой, господин де Монсоро мог показаться грозным сеньором, но назвать его красивым нельзя было никак.

— Фи! Что за урода вы нам привезли, ваше высочество, — сказал Бюсси, обращаясь к герцогу Анжуйскому. Так вот каким дворянам вы покровительствуете! Черт меня побери, если в Париже найдется второе такое чудовище, а Париж — город очень большой и густо населенный отнюдь не красавцами. Ваше высочество, вы знаете, что я не верю разным слухам, но молва гласит, будто вы приложили все старания к тому, чтобы король согласился принять главного ловчего из ваших рук.

— Сеньор де Монсоро мне преданно служил, — лаконично сказал герцог Анжуйский, — и я вознаградил его за службу.

— Прекрасно сказано, ваше высочество, особенно если знать, что признательность — качество, весьма редко встречающееся у принцев; но если дело только в службе, то взять хотя бы меня: думается, что я тоже неплохо служил вашему высочеству и, смею вас заверить, камзол главного ловчего был бы мне более к лицу, чем этому долговязому привидению. Ах да, я сначала было и не заметил, а у него еще и борода рыжая, это его особенно красит.

— Я еще ни от кого не слышал, — возразил герцог Анжуйский, — что только красавцы, отлитые по образцу Аполлона или Антиноя, могут рассчитывать на придворную должность.

— Удивительно, — ответил Бюсси, сохраняя полнейшее хладнокровие. — Неужели вы этого не слышали?

— Для меня важно сердце, а не лицо, услуги действительно оказанные, а не только обещанные.

— Ваше высочество, вы можете подумать, что я чрезмерно любопытен, — сказал Бюсси, — но я тщетно пытаюсь понять, какую такую услугу мог оказать вам этот Монсоро?

— Ах, Бюсси, — раздраженно заметил герцог, — вы правы: вы весьма любопытны, даже слишком любопытны.

— Вот они, принцы! — воскликнул Бюсси со своей обычной непринужденностью. — Сами всегда спрашивают, и приходится отвечать им на все вопросы, а попробуйте вы один-единственный раз у них что-нибудь спросить — они не удостоят вас ответом.

— Это правда, — сказал герцог Анжуйский, — но знаешь, что нужно сделать, если хочешь получить ответ?

— Нет, не знаю.

— Обратись к самому господину де Монсоро.

— И правда, — сказал Бюсси, — ей-Богу, вы правы, ваше высочество. Какой-то там дворянчик! И если он мне не ответит, я могу прибегнуть еще к одному средству.

— Какому же?

— Назвать его наглецом.

С этими словами Бюсси повернулся спиной к принцу и, без долгих раздумий, на глазах у своих друзей, держа шляпу в руке, поскакал к господину де Монсоро; тот восседал на коне посредине поляны, представляя собой мишень для любопытных глаз, и с удивительной выдержкой ожидал появления короля, которое освободило бы его от тяжести пристальных взглядов, устремленных на него со всех сторон.

При виде Бюсси, приближавшегося к нему с веселым лицом, улыбкой на устах и шляпой в руке, главный ловчий позволил себе немного расслабиться.

— Прошу прощения, сударь, — обратился к нему Бюсси, — но я вижу вас в полнейшем одиночестве. Неужели благодаря оказанной вам милости вы удосужились приобрести здесь столько же врагов, сколько могли бы иметь друзей за неделю до вашего назначения главным ловчим?

— Ей-Богу, любезный граф, — ответил сеньор де Монсоро, — присягать в этом я не стал бы, но пари держать могу. Однако же позвольте узнать, что побудило вас оказать мне честь и нарушить мое уединение?

— Черт побери, — смело сказал Бюсси, — я действую, побуждаемый великим восхищением вами, которое внушил мне герцог Анжуйский.

— Каким образом?

— Рассказав о вашем подвиге, том самом, за который вам была пожалована должность главного ловчего.

Граф де Монсоро так страшно побледнел, что рассыпанные по его лицу мелкие оспины превратились в черные точки на желтоватой коже; при этом главный ловчий бросил на Бюсси грозный взгляд, не предвещавший ничего доброго.

Бюсси понял, что сделал ложный шаг, но он был не из тех людей, которые отступают; напротив — он принадлежал к тем, кто допущенную оплошность исправляют дерзостью.

— Вы говорите, любезный граф, — произнес главный ловчий, — что его высочество рассказал вам о моем последнем подвиге?

— Да, сударь, — ответил Бюсси, — и со всеми подробностями. Признаюсь вам, я так заинтересовался, что не мог преодолеть пылкого желания услышать весь рассказ из ваших собственных уст.

Монсоро судорожно стиснул древко копья, словно его охватило не менее пылкое желание тут же, не сходя с места, проткнуть насквозь графа де Бюсси.

— Поверьте, сударь, — сказал он, — я готов отдать должное вашей учтивости и выполнить вашу просьбу, но… вот, наконец, и король, и у меня не остается на это времени. А, если вы пожелаете, мы можем встретиться в другой раз.

И в самом деле, король, верхом на своем любимом коне, великолепном испанском жеребце буланой масти, уже приближался к месту сбора.

Бюсси повернул лошадь и встретился взглядом с герцогом Анжуйским; на устах принца играла недобрая улыбка.

“И у хозяина и у слуги, — подумал Бюсси, — когда они смеются, одинаково мерзкий вид. Как же они выглядят, когда плачут?”

Король любил красивые и приветливые лица. Поэтому его не очень-то расположила к себе наружность господина де Монсоро, которого он уже однажды видел и который при второй встрече понравился ему не больше, чем при первой. И все же Генрих с довольно благосклонной улыбкой принял эстортуэр из рук главного ловчего, преподнесшего королю жезл, по обычаю преклонив колено. Как только король вооружился, старшие загонщики объявили, что лань поднята, и охота началась.