Окись серебра - Виктория Александрова Страница 33

И сейчас, спустя год после знакомства и полгода после свадьбы, Хельмут с уверенностью мог сказать, что искренне любит свою молодую жену, любит за всё лучшее, что в ней есть.

— Наверное, будь на её месте другая, — вывел его из воспоминаний голос Хельги, — я бы разозлилась.

Взглянув ей прямо в глаза, Хельмут почувствовал, как сжимается его сердце. Так странно было разговаривать с сестрой спустя целый год разлуки, даже больше, чем год… Отчего-то вспомнилось, как Кристина ещё зимой нагородила ему какой-то ерунды о семье и прощении, но сейчас эти слова перестали казаться Хельмуту ерундой. Возможно, эта тронутая на голову девчонка, которую он, впрочем, считал своей подругой, в чём-то права? Возможно, ему правда стоит первым признать свою вину?

Хельга хмыкнула и отвела взгляд.

Тогда Хельмут понял, что самое время сменить тему.

— Ты делаешь вид, что ничего не случилось, — заметил он. Сестра взглянула на него недоуменно. — Ой, пожалуйста, только не говори, что забыла о своих словах… И о моих тоже.

— А, это… Так много времени прошло, — тихо сказала Хельга. Улыбка её стала грустной и сдержанной. — Я уже давно не чувствую злости и обиды на тебя, милый.

— Прости меня, — выпалил он. — Прости за всё, что наговорил тебе тогда. За то, что не появлялся дома так долго. За то, что ни строчки не написал.

Она не ответила, смерив его ещё более недоуменным взглядом. Действительно, это было на него не похоже, но Хельмут уже не мог ничего с собой поделать. Только сейчас он понял, что правда чувствует себя виноватым — в том числе и за то, что не пошёл на примирение сразу, а ушёл прочь, хлопнув дверью, и пропал на долгие месяцы.

— Ты тоже прости, — наконец отозвалась сестра. — Я тебя не ненавижу, правда. И никогда не ненавидела. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю, — облегчённо выдохнул Хельмут.

Несколько секунд они стояли, смотря друг на друга и улыбаясь, а потом одновременно бросились друг другу в объятия.

— Ты всё-таки ничего ей не сказала? — спросил он спустя несколько секунд, поглаживая сестру по мягким рыжим кудрям. — Насчёт меня и Генриха?

— Нет, — покачала головой Хельга. — Ты же просил молчать. А я, несмотря ни на что, тебе никогда ни в чём не отказывала.

С этими словами она поднялась на цыпочки и чмокнула его в лоб.

* * *

Баронесса Хельга уехала через две седмицы, и Софии даже показалось, что Хельмут был расстроен из-за этого. Девушка делала всё, чтобы он перестал испытывать неприязнь к сестре: она была хорошей, доброй женщиной, готовой всегда помочь и поддержать, и такого отношения явно не заслужила. Кажется, брат и сестра даже смогли переговорить по душам: по крайней мере, София старалась почаще оставлять их наедине. В конце концов, в течение последней седмицы пребывания Хельги в Даррендорфе всё пошло как по маслу, и напряжение между ними окончательно исчезло.

А теперь она уезжала, и София поняла, что ей всё больше не терпится съездить в Штольц — хотя бы ради Хельги. У них нашлось множество тем для разговоров, а ещё София безумно хотела посмотреть их библиотеку — по словам баронессы Штольц, та была просто невероятно большой и богатой на разную литературу.

— Надеюсь, ты скоро вернёшься, братец, — вздохнула Хельга, запрыгивая в седло. — София, милая, буду очень ждать тебя.

С этими словами она взмахнула поводьями и направила коня к воротам.

Беспокойные дни IV[14]

1395 год от Великого затмения, декабрь

София отодвинула шторку и взглянула в маленькое окошко кареты. Вдалеке уже виднелся небольшой, но достаточно крутой скалистый холм, чуть припорошенный снегом, а на самой его вершине возвышался замок — пока ещё совсем далёкий и маленький, но вскоре София рассмотрела и зубцы, и бойницы, и, конечно, желтовато-серые крепостные стены, длинные, словно бы опоясывающие холм.

Снега намело совсем немного, но в воздухе искрился мороз, а на далёком северном горизонте уже виднелись снеговые тучи.

Они добирались сюда довольно долго. Из Даррендорфа выехали в конце рукшеиса[15], первого месяца осени, и через две седмицы оказались в Айсбурге, да так удачно: Кристина как раз родила сына, и ни Хельмут, ни София, как и большинство дворян объединённых Нолда и Бьёльна не могли пропустить рождение и имянаречение наследника двух земель. Мальчика назвали Джеймсом — в честь отца Кристины и наставника Генриха, это имя, равно как и ныне почивший его носитель, были важны для них обоих. И фамилии мальчик унаследовал тоже обе — Коллинз-Штейнберг.

Хельмут и София задержались в Айсбурге на две седмицы и направились на юг, в Штольц, лишь в начале третьего месяца осени, лакритиса[16]. Путь, занявший едва ли не целую луну, был нелёгким: ясные, но уже ощутимо холодные дни сменялись ненастными; дождь хлестал, превращая дорожную пыль в грязь, в которой увязали колёса карет и копыта лошадей. Поэтому приходилось целыми днями ждать во встретившихся им на пути башнях, постоялых дворах и домах придорожных весей. Хельмуту это не нравилось: башни, принадлежавшие небогатым рыцарям и сквайрам, не могли сравниться по удобству ни с Даррендорфом, ни уж тем более с Айсбургом; дорожные трактиры кишели пьяницами и шлюхами; а крестьянские селения, горстками разбросанные вдоль тракта… про них и говорить нечего.

Но София не жаловалась — она всем улыбалась, всех благодарила, для всех находила добрые слова и ласковые взгляды. Впрочем, Хельмут что было сил старался оградить её от каких-либо неприятностей и обеспечить её всеми удобствами. По словам Софии, так далеко она путешествовала впервые, однако ей это явно нравилось.

Хотя теперь, подъезжая к конечной цели их путешествия, она не скрывала облегчения и счастья.

Хельмут с трудом оторвал взгляд от улыбающейся в предвкушении жены. Ей удавалось выглядеть изящно и утончённо даже в грубоватом меховом плаще, из-под капюшона которого выпало несколько медных прядей. На её щеках проступил слабый румянец, а тёмно-зелёные глаза счастливо сияли. София была невероятно прекрасна, и Хельмут не мог перестать ею любоваться.

Роэль сидел напротив и со скуки болтал ногами. Вид за окном его не особо интересовал, разговоры с сестрой и названным братом — тоже. Всю дорогу он ужасно скучал и вёл себя смирно. С одной стороны, это радовало: в тяжёлых дорожных условиях