Далия Трускиновская - Рижский редут Страница 33

От Моллера мы перешли к его флагманскому судну и насилу вспомнили, для чего идем сейчас по Риге сплоченным отрядом, причем я помещен в середку, в полном соответствии с приказом Бонапарта, якобы оглашенным во время его египетской кампании:

– Ослов и ученых – в середину!

Задача наша была такова: я хотел показать моим друзьям дом, где поселилась Натали, чтобы они осторожно отыскали ее и передали ей немного денег. Не столько, сколько я выручил бы за драгоценности, но хотя бы в количестве, достаточном для жизни в осажденном городе, где провиант будет день ото дня дорожать.

– Это уже более походит на улицу, – сказал Артамон, увидев Большую Песочную. Что и неудивительно для человека, жившего в столице и в Кронштадте, где улицы проложены по линеечке. Совсем прямой я бы Большую Песочную не назвал, но ширины она, по рижским понятиям, была изрядной.

Мы прошли до ней до Пивоварной улицы, и я уже приготовился незаметно показать нужный дом, как вдруг спрятался за мощную Артамонову спину, потому что едва нос к носу не столкнулся с Луизой.

Француженка, по обыкновению своему одетая в мужское платье, очевидно, опаздывала. Спустившись с трех гранитных ступенек и счастливо миновав столкновения с двумя флотскими офицерами, один из которых – сущая гора, она устремилась в сторону Пороховой башни и свернула вправо.

Я тихонько объяснил родственникам, кто сей ловкий и быстроногий господин.

– Ишь ты… – прошептал Артамон, глядя ей в спину. – А сюртучишка-то широкий, шире, чем надобно…

– Надобно пойти за ней следом, – прошептал Сурков. – Мало ли куда собралась…

– За ним следом, – так же шепотом возразил Артамон. – Не видишь, что ли? Дамы так не ходят!..

– Молчите вы! – призвал я их к порядку, к большому удивлению матросов, Гречкина и Свечкина.

Надо заметить, что Артамон взял их в команду именно за комическое сходство прозваний, переманив с других лодок, и, назвав меня Печкиным, как дитя, этой своей затеей наслаждался.

Дядюшка мой сделал верное замечание – при ходьбе дама должна сообразовываться с шириной своего платья, а теперь они как раз все носили узкое. Походка Луизы свидетельствовала, что панталоны ей привычнее юбки.

Между нами вышел небольшой, но яростный спор, тем более сердитый, что ругались мы шепотом. Следовало быстро решить, посылать вслед за Луизой матросов, включая меня, или же не посылать. Я утверждал, что, коли Луиза доподлинно мужчина и злодей, она живо обнаружит следующих за собой троих полосатых бело-голубых чудаков, что из этого выйдет – одному Богу ведомо. Артамон, которому мы с Сурком то и дело порывались зажать громогласный рот, твердил, что в городе полно разнообразных чудаков, включая англичан, присоединившихся к флотилии Моллера, и не одни Гречкин со Свечкиным – другие матросы с канонерских лодок тоже наверняка шастают по улицам, поэтому на них уже не обращают внимания.

– Мы ж не на селерифере собрались преследовать это злокозненное существо! – сказал он наконец.

Но пока мы пререкались, Луиза окончательно пропала из виду, да и немудрено исчезнуть в узких улочках, переполненных народом.

– Натали сейчас одна, – сказал Сурков. – Лучше всего будет, если я пойду к ней и уговорю ее съехать с этой квартиры, расписав твое, Морозка, бедственное положение. Ведь если тебя примутся искать всерьез – то и до Натали доберутся. Я пообещаю ей, что оставлю тут наших людей ждать Луизу, и мы доставим твою красавицу в новое жилище, о котором француженка никогда и ничего не разведает…

– И где ж ты собираешься нанять ей квартиру? Город переполнен, каждый день приходят новые беженцы, и каждая крысиная нора сдается втридорога, – возразил я. – Нет, предупредить-то ее нужно, а также передать ей деньги, и сам я туда идти не могу – не дай бог, нарвусь на домохозяина… Но следует ли ее пугать? Если Луиза до сих пор не причинила ей зла, то, может, жизнь Натали вне опасности?

– Гляньте, кого черти несут, – негромко произнес Артамон с превеликим неудовольствием в голосе.

Я повернулся и увидел офицера, что неторопливо шел по середине Большой Песочной, разглядывая богатые дома и вывески лавок. Он был среднего роста, худощавого сложения, темноволос и темноглаз, с лицом сухим, спокойным и строгим, и имел странную примету – глаза его, глубоко посаженные, казались обведенными темными кругами. Возраст его я определил бы лет в тридцать пять, не более, и не по лицу, а скорее по легкой походке – старики так не ходят.

– Ишь, променад совершает, – добавил Сурков. А матросы, Гречкин с Печкиным, тоже нехорошо переглянулись.

– За что вы его невзлюбили? – спросил я.

– Спасу от него нет, – отвечал Сурков. – Он мне на учебных стрельбах канонира чуть до гроба не довел – так его разнес по кочкам, что бедный мой Степаныч едва не плакал. Я спрашиваю – за что?! Он отвечает: было бы за что, убил бы. Вот такой шутник. Померещилось ему, будто Степаныч не туда картузы с порохом положить собрался.

– За то ему и чины нейдут, – злорадно заметил Артамон. – Господь-то сверху все видит! Как он смолоду в сержанты попал – так в сержантах и скончается! И будет на том свете чертей гонять, чтоб они котлы свои до блеска начищали!

– Кой черт занес его во флот? – жалобно спросил Сурков.

Матросы закивали головами, словно присоединяясь к сему вопросу.

– Ему бы в Морском корпусе надзирателем служить. Или в Инженерном училище недорослям арифметику преподавать, – продолжил мысль Сурка мой недовольный дядюшка.

– Тут ты к нему, Артошка, несправедлив. Он, сказывали, аналитическую геометрию учил, в фортификации лучше нас всех разбирается, – вступился за сержанта Сурков. – Но к недорослям его допускать опасно, он их одними своими злобными взорами с ума сведет, калеками сделает. Его надобно перевести с флота на Сестрорецкий завод – наблюдать за отливкой орудий. Там от него более всего пользы будет.

Я понял, что этот грозный сержант – главный над канонирами, и молча посочувствовал моим родственникам.

– Вообще непонятно, как во флот взяли поляка, – заметил Артамон. – Хочешь верь, Морозка, хочешь нет, а его звать Вячеславом.

– Это старое русское имя, – возразил я. – Оно лишь похоже на польское.

– И прозвание у него также нерусское. Слыхал ли ты когда фамилию Бессмертный?

– Как?.. – я ушам своим не поверил.

– Бессмертный. Нарочно не придумаешь! Его наши канониры Кощеем Бессмертным прозвали! Правда, похож?

Я рассмеялся – действительно, лицо было своеобразное.

– У поляков такой фамилии точно нет, – сказал я. – Так что ошиблись вы, братцы.

– Поляк, – насупился Артамон, и я понял, что спорить тут бесполезно.

Сержант Вячеслав Бессмертный прошел в сторону Пороховой башни, а мы принялись судить да рядить, как же быть дальше. Прежде чем что-то предлагать Натали, нужно было придумать, где ее спрятать. Мы с Артамоном перебрали все возможные и невозможные места, включая и русскую богадельню в Московском форштадте, Сурков же думал, думал и додумался.