Бернард Корнуэлл - Горящая земля Страница 34

Но он знал, что такой титул — надежда, а не реальность.

На долю Альфреда выпало заботиться о безопасности Уэссекса и распространить свою власть на Мерсию, но остальным Ангелкинном правили датчане, и Альфред ничего не мог с этим поделать. Однако он гордился тем, что сделал Уэссекс достаточно сильным, чтобы уничтожить огромную армию Харальда и заставить Хэстена просить о крещении своей семьи.

Я размышлял обо всем этом, Стеапа вел рокочущую беседу, которую я едва слышал, а Финан отпускал сердитые шуточки, и я послушно улыбался в ответ. Но мне хотелось лишь одного — убраться из зала.

Альфред никогда не задавал настоящих пиров. Эля выкатывали мало, а развлечения были религиозными. Три монаха распевали длинную молитву по-латыни, потом детский хор пел песенку о том, как хорошо быть ягненком Бога, которая заставила Альфреда засиять от удовольствия.

— Красиво! — воскликнул он, когда малыши в неопрятных одеждах закончили свой кошачий концерт. — Воистину красиво!

Я уж подумал — он собирается потребовать, чтобы дети спели еще, но епископ Ассер, перегнувшись за спину Эльсвит, очевидно, предложил что-то другое, от чего глаза Альфреда засияли.

— Брат Годвин! — окликнул он слепого монаха. — Вы не пели для нас уже много недель!

Юный монах казался напуганным, но его сосед по столу взял его под локоть и вывел на открытое пространство, а детей, за которыми присматривала монахиня, увели прочь.

Брат Годвин стоял молча, пока арфист не сыграл несколько аккордов на струнах из конских волос. Я подумал, что слепой монах вообще не собирается петь, потому что он не издал ни звука, но потом он начал дергать головой взад-вперед, когда аккорды стали резкими и жуткими. Несколько человек перекрестились. Брат Годвин начал издавать тихие скулящие звуки.

— Он лунатик, — пробормотал я Финану.

— Нет, господин, — прошептал в ответ тот, теребя свой крест, — он одержим. — Я видел в Ирландии святого человека, — тихо продолжал Финан, — в точности такого, как он.

— Его устами говорит дух, — благоговейно произнес Стеапа.

Альфред, должно быть, услышал наши тихие голоса, потому что повернулся к нам в раздражении.

Мы замолчали, и внезапно Годвин начал корчиться, а потом издал громкий крик, который пробудил в зале эхо. Дым жаровен заклубился вокруг него, прежде чем исчезнуть в дымовом отверстии, проделанном в римской крыше.

Позже я выяснил, что этого брата Годвина нашел епископ Ассер — молодого слепого монаха, запертого в келье в монастыре Этелингаэга. Его заперли потому, что аббат считал Годвина безумным, кем-то вроде нетопыря, но епископ Ассер решил, что Годвин воистину слышит голос Бога. Поэтому он привел монаха к Альфреду, который, конечно, верил, что все из Этелингаэга несет благо, потому именно там он пережил величайший кризис своего царствования.

Годвин начал визжать. Такой звук издает человек, страдающий от ужасной боли, и арфист убрал руки со струн.

Собаки отозвались на звуки воем из темной задней комнаты дворца.

— Идет святой дух, — прошептал Финан благоговейно, а Годвин испустил такой оглушительный вопль, как будто у него вырывали внутренности.

— Хвала Господу, — сказал Альфред.

Он и его семья глядели на монаха, который теперь стоял так, как будто его распяли. Потом Годвин опустил раскинутые руки и начал говорить.

Он дрожал, и голос его вздымался и опадал — монах то визжал, то говорил так тихо, что его почти невозможно было расслышать. Если это и было пение, оно было самым странным из всех, какие я когда-либо слышал. Сперва слова казались бессмыслицей или распевом на незнакомом языке, но медленно, рождаясь из бормотания, начали появляться связные слова.

— Альфред — избранник Божий… Уэссекс — земля обетованная… Изобилие молока и меда. Женщины приносят грех в мир. Светлые ангелы Господни распростерли над нами свои крыла. Господь Всевышний ужасен… Воды Израиля превратились в кровь… Шлюха Вавилона среди нас.

После этого Годвин замолчал. Арфист уловил ритм в словах Годвина и тихо играл, но его руки снова замерли на струнах, когда монах с недоумевающим видом повернул к залу слепое лицо.

— Шлюха! — внезапно начал кричать Годвин — снова и снова. — Шлюха! Шлюха! Шлюха! Она среди нас!

Он издал нечто вроде мяуканья, крутнувшись, упал на колени и начал всхлипывать.

Никто не заговорил, никто не шевельнулся.

Я слышал, как ветер воет в дымовом отверстии, и подумал, что мои дети где-то в покоях Этельфлэд, — а каково бы им было слушать это безумие?

— Шлюха, — сказал Годвин, превратив слово «шлюха» в длинный вибрирующий вой.

Потом встал — теперь он выглядел совершенно разумным.

— Среди нас шлюха, господин, — сказал он Альфреду абсолютно нормальным голосом.

— Шлюха? — нерешительно переспросил Альфред.

— Шлюха! — снова завопил Годвин.

После этого к нему как будто опять вернулся здравый смысл.

— Шлюха, господин, червь в плоде, крыса в зернохранилище, саранча на пшеничном поле, болезнь в чаде Господнем. Это печалит Бога, господин, — сказал монах и начал плакать.

Я прикоснулся к молоту Тора. Годвин был безнадежно безумен, но все христиане в зале смотрели на него так, как будто его послали небеса.

— Где находится Вавилон? — прошептал я Финану.

— Где-то далеко отсюда, господин, — тихо ответил он. — Может, даже дальше Рима.

Годвин молча плакал, но ничего не говорил, поэтому арфист Альфреда снова коснулся струн.

Зазвучали аккорды, и Годвин ответил на них тем, что опять принялся распевать, хотя в словах его отсутствовал ритм.

— Вавилон — дом дьявола, — кричал он, — шлюха — дитя дьявола, дрожжи в хлебе скиснут, шлюха пришла к нам. Шлюха умрет, и дьявол воскресит ее, шлюха уничтожит нас. Остановись!

Последнее слово было обращено к арфисту, который испуганно послушался и плашмя положил ладони на струны, чтобы унять их дрожь.

— Бог на нашей стороне, — добрым голосом сказал Альфред. — Кто же может нас уничтожить?

— Шлюха может нас уничтожить, — заявил епископ Ассер.

Мне показалось, хотя я не был в этом уверен, что он посмотрел в мою сторону. Но я сомневался, что он может меня видеть, ведь я сидел в густой тени.

— Шлюха! — закричал Годвин Альфреду. — Ты, дурак! Шлюха!

Никто не выбранил его за то, что он назвал короля дураком.

— Бог наверняка нас защитит! — сказал епископ Эркенвальд.

— Шлюха среди нас, и шлюха умерла, и Бог послал ее в адское пламя, а дьявол воскресил ее, и она среди нас! — с силой проговорил Годвин. — Она здесь! Ее вонь претит избранным Божьим людям! Ее следует убить! Ее следует порубить на куски и эту гниль бросить в бездонное море! Так велит Бог! Бог плачет на небесах, потому что вы не повинуетесь его приказам, а он приказывает, чтобы шлюха умерла! Бог плачет! Ему больно! Бог плачет! Слезы Божьи падают на нас, как капли огня, и это шлюха заставляет его проливать слезы!