Джеймс Клавелл - Тай-Пэн Страница 34

– Мне подумалось, что акт доброй воли – это отличная идея, отличная, – продолжал Лонгстафф, стараясь преодолеть свою нервозность. – В конце концов мы получили все, что хотели. Контрибуция на них наложена небольшая – всего шесть миллионов долларов, – но и это с лихвой окупает уничтоженный ими опиум. Кантон вновь открыт для торговли. И у нас есть Гонконг. Наконец-то. – Его глаза заискрились. – Все идет по плану. Остров Цюшан значения не имеет. Вы сами говорили, что его нужно захватить только для отвода глаз. Но Гонконг наш. И Ти-сен заверил меня, что еще до конца месяца он назначит сюда мандарина, и они...

– Он сделает что?! – Струан был ошеломлен.

– Назначит на Гонконг мандарина. А в чем дело?

Спокойнее, спокойнее, одернул себя Струан, напрягая все душевные силы, чтобы сохранить невозмутимость. Хватало же у тебя терпения до сих пор, ну же, держи себя в руках. Это слабоумное ничтожество – твой самый необходимый инструмент.

– Уилл, если вы позволите ему сделать это, вы своими руками отдадите ему власть над Гонконгом.

– Вовсе нет, мой дорогой друг, ну? Гонконг теперь принадлежит Британии. Язычники на острове будут жить под нашим флагом и подчиняться нашей администрации. Кто-то же должен отвечать за этих дьяволов, ну? И должен же быть кто-то, кому мы будем платить таможенную пошлину. Где найти для этого более удачное место, чем Гонконг? Они построят здесь свою таможню, склады и...

– Что?! – Слово с треском врезалось в дубовую переборку и запрыгало по каюте. – Кровь Христова, вы, я надеюсь, не согласились на это?

– Ну, лично я не вижу в этом большого зла, Дирк, а? Клянусь честью, это же ничего не меняет, разве нет? Наоборот, избавит нас от целой кучи проблем. Нам уже не нужно будет находиться в Кантоне. Мы сможем делать все дела прямо отсюда.

Пытаясь справиться с бешеным желанием раздавить Лонгстаффа как клопа, Струан подошел к бюро и налил себе бренди. Держись. Ты не можешь его сейчас уничтожить. Сейчас не время. Ты должен его использовать.

– Вы пришли к конкретному соглашению с Ти-сеном, что он может назначить на Гонконг мандарина?

– Ну, мой дорогой друг, я не то чтобы окончательно согласился. Это ведь не предусмотрено договором. Я просто согласился с тем, что это хорошая мысль.

– Вы выразили свое согласие письменно?

– Да. Вчера. – Лонгстафф был сбит с голку настойчивостью Струана. – Но разве это не го, чего мы так долго добивались? Иметь возможность обращаться к мандарину непосредственно, а не через купцов из этого китайского хонга?

– Верно. Но не на нашем острове, клянусь Создателем! – Голос Струана звучал ровно. А про себя он подумал: черт бы побрал эту убогую пародию на полномочного представителя Короны, этого напыщенного дурака, нерешительного аристократишку, умеющего делать только ошибки, эту навозную кучу, о которую все время приходится спотыкаться. – Если вы допустите это, мы потеряем Гонконг. Мы потеряем все.

Лонгстафф подергал себя за мочку уха, сникнув под взглядом Струана.

– Но почему, отец? – спросил Кулум.

К огромному облегчению Лонгстаффа горящие зеленые глаза повернулись к юноше, и капитан-суперинтендант торговли подумал: «Да, почему? Почему мы должны все потерять? Мне казалось, я просто чудесно все устроил».

– Потому что они – китайцы.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Я знаю, мой мальчик. – Чтобы заглушить боль от потери семьи, внезапно выросшую внутри него, и прогнать от себя безумную тревогу по поводу грозящего им банкротства, он решил все подробно объяснить – не только Кулуму, но и, в который раз, Лонгстаффу. – Первое, что ты должен понять: в течение пятидесяти столетий китайцы называли свою страну Срединным Царством – царством, которое боги поместили между небом сверху и землей снизу. Китаец – исключительное существо, он стоит выше всех уже просто потому, что он китаец. Всех остальных людей – всех без исключения – они считают дикарями, которые недостойны даже снисходительного взгляда. Только им одним как единственной действительно цивилизованной нации дано божественное право властвовать на земле. Для китайцев наша королева Виктория – не более чем вассальный правитель, который должен платить им дань. У Китая нет ни флота, ни армии, мы можем сделать с ним все, что нам заблагорассудится. Но они верят, что они самая цивилизованная, самая могучая и самая богатая – в этом, полагаю, они потенциально могут быть правы – нация на земле. Ты когда-нибудь слышал о Восьми Правилах?

Кулум покачал головой.

– Видишь ли, это были условия, на которых китайский император согласился торговать с «варварами» сто пятьдесят лет назад. Эти Правила ограничивали всю торговлю с нами одним только портом – Кантоном. Чай и шелк должны были оплачиваться только серебром, торговля в кредит не допускалась, контрабанда была запрещена. «Варварам» разрешалось строить лабазы и фактории в Кантоне на полоске земли длиной полмили и шириной двести ярдов. Выходить за пределы этой строго ограниченной территории – Кантонского поселения – «варвары» не имели права, и проживать в поселении могли только в период зимней торговли – с сентября по март, – после чего должны были возвращаться в Макао. Ни при каких обстоятельствах ни одной «варварской» семье не разрешалось жить в поселении, так же как и ни одной без исключения женщине. В поселении ни в коем случае не должно было храниться оружие. Изучение китайского, прогулки на лодке или в паланкине, смешение с местным населением запрещалось. «Варварские» военные корабли не допускались в устье Жемчужной реки[10].

Все наши торговые суда вставали на якорь у Вампоа, тринадцатью милями ниже, где происходили погрузка и разгрузка и где выплачивалась таможенная пошлина за вывоз товара – серебром. Все сделки с «дикарями» должны были осуществляться монопольно через гильдию из десяти китайских купцов, которую мы называем Ко-хонг. Ко-хонг также является для нас единственным поставщиком пищи и строго определенного числа слуг, лодочников и компрадоров. И, наконец, главное Правило, делавшее нас совершенно беспомощными, – нынешний договор отменяет его – гласило, что все петиции, прошения, жалобы «варвары» могли подавать только в Ко-хонг, который затем передавал их мандаринам.

Правила преследовали единственную цель – держать нас на расстоянии и в постоянном напряжении, но при этом выжимать из нас каждый пенни. Запомни: китайцы любят деньги. Но то, что выжималось из нас, шло в карман не всем китайцам, а только маньчжурам, которые правят страной. Маньчжуры считают, что наши идеи – христианство, парламент, свободные выборы и, в первую очередь, равенство людей перед законом и суд присяжных – революционны, опасны и вредны. Но им нужно наше серебро.