Станислав Пономарев - Быль о полях бранных Страница 34

Стражники наконец услыхали вопли и брань в шатре, ввалились туда и растащили сцепившихся друзей.

Первым пришел в себя Иван.

— Вытащите отсюда этих татар! — приказал он стражникам.

Васька еще поглядывал сердито на дружка и вытирал кровь с лица рукавом порванной расшитой рубахи.

— Што делать-то теперь, дядя Симеон? — растерянно спросил главный воевода русского войска своего советника.

— А чо? — не дал ответить старому князю Васька Соломатин. — Давай я ответ твой Арапше-хану отвезу.

— Нет. Ты мне тут нужон.

— Поручи мне, — поспешно отозвался Пиняс. — Я отвезу!

— А он тебя не зарежет?

— Я скажу, что посол бузу с тобой пьет.

— Добро! — согласился Иван. — Езжай и скажи Арапше-хану: на дружбу я согласный. Но мне надобно отцову волю узнать. Пускай к нему посла шлет, чтоб договориться, когда мне выступать в подмогу Арапше. Я здесь с войском буду ждать слова великого князя Нижегородско-Суздальского. Все! Поспешай!

— Знак ему надо бы какой-нибудь, — подсказал Симеон Михайлович.

— Верно. Вот возьми, Пиняс, перстень мой. Покажешь его хану.

— Я все твои слова точно перескажу, — пообещал мордвин. — Араб-Шах-Муззафар рад будет. Но и ты не забудь моего усердия.

— Не забуду. Иди.

— Да недолго там будь, — напутствовал Пиняса Васька Соломатин. — Не позже как через шесть ден ждем тебя с добрыми вестями.

Глава семнадцатая

Ворон над полем брани

Мордовский князек в сопровождении трех русских всадников миновал дозор, скрытый на левом берегу реки Веселой. Скрыт он был до такой степени, что ни Пиняс, ни его охрана ничего не заметили. А их даже никто не окликнул. Это сильно встревожило руссов.

— Что ж они? — недоуменно спросил один наездник другого.

— Вон вишь копье торчит возле куста? — ответил его более зоркий товарищ.

— Чего ж они нас не окликнули?

— А бес их знает...

Дозор спал безмятежно под сенью густого орешника, будучи мертвецки пьяным. Один из всадников поворотил было коня к стороже, чтобы разбудить: не ночь, полдень на улице!

Пиняс обернулся зло:

— Не твоего ума дело! Мы торопиться должны... Да и кого бояться? Араб-Шах-Муззафар мир шлет коназу Ивану, а коназ меня с миром послал к татарам.

Отставший было русс догнал товарищей.

Реку переплыли, держась за гривы коней. На другом берегу они не стали даже выжимать промокшую одежду — так жарко пылало полуденное августовское солнце.

Сквозь густые перелески проглядывались островки степи...

Большой отряд татар внезапно вынырнул из-за деревьев. Пиняс и его телохранители остановились.

— Не бойтесь, — сказал по-русски, подъезжая к ним, молодой и веселый воин, видимо начальник отряда.

Руссы схватились за рукояти мечей, готовые отразить нападение.

— Чего вы? — обернулся к ним Пиняс. — Сказано же — мирные!

— Мирные-то, мирные, — прохрипел один из них, бледнея. — Только как они тут очутились?

— Может, охотятся. Тебе-то что?

И все-таки благодушный вид ордынцев и полное равнодушие к опасности Пиняса усыпили бдительность руссов... Арканы оплели богатырей внезапно. Двоих сразу пробили копьями. Третий успел перерубить волосяную вервь и, ловкими ударами меча прорубив себе дорогу, рванулся к реке, что есть мочи призывая своих к оружию. Но было далеко, и никто его не услышал. Не менее десятка татарских стрел догнали смельчака...

— Араб-Шах-Муззафар ждет тебя, коназ, — приложил руку к груди молодой веселый татарин. Он как будто и внимания не обратил на пятерых своих зарубленных батыров.

— Где великий хан?

— Тут недалеко. Поехали...

Араб-Шах в самом деле недалеко был: сразу за ближайшим перелеском.

— Говори, Пиняс, — встретил он мордвина, сидя верхом на высоком вороном коне.

— Все вышло, как я придумал, — похвастался князек. — Урусы пьяны и не способны к сражению.

— Все?

— Почти все. Остальные отдыхают, шурпу варят или рыбу ловят. Оружие в кучи свалено. Только Осляб-бей с небольшой дружиной в стороне стоит. Его воины трезвы и готовы к бою.

— Небольшая дружина?

— Ты знаешь. Всего тысяча батыров.

— Всего? Ты представляешь, что такое тысяча батыров, если они настоящие воины? Если на них броня, которую не берут стрелы и не пробивают копья? Знаешь, что это такое? Ты не исполнил моей воли!

— А что я мог сделать? — развел руками Пиняс. — Осляб-бей — настоящий полководец. Он даже повесить меня хотел. Наверное, в его стороне и дозоры не спят?

— Конечно, не спят, — подтвердил Араб-Шах. — У Осляб-бея ни один батыр не спит. А вот в других местах как?

— Пьяные все, — уверил мордвин.

— А что кричат пьяные урусы в своем стане?

— Кричат, что тебя шапками закидают.

— Как это?! — опешил Араб-Шах.

— Это значит, они тебя совсем не боятся и пренебрегают всей твоей силой.

— А где мой посол и его нукеры? Удалось ли склонить коназа Ивана на дружбу со мной?

— Посол и нукеры убиты. А на дружбу пьяный коназ Иван согласен. Меня прислал с тобой о согласии договариваться, — рассмеялся Пиняс, но кольца не показал, чтоб не отобрали нечаянную драгоценность.

Араб-Шах смеяться не стал, покачал головой в недоумении и сказал:

— Зачем мне дружба с дураком? Кудеяр-бей, пора окружать урусов.

— Слушаю и повинуюсь, о Муззафар! — прижал руку к груди статный молодой полководец в богатой боевой одежде, некогда принадлежавшей самому султану Али-ан-Насиру: он украл этот блистательный наряд, воспользовавшись случаем.

— Это хорошо, когда мне повинуются, — заметил Араб-Шах. — Прежде всего дозоры урусские сними.

Тот ускакал к своему тумену. Хан проводил его недобрым взглядом. Он презирал всякую блестящую мишуру, но осмелиться щеголять перед ним в наряде султана — это...

— Сагадей-нойон!

— Я тут, о Поражающий!

Араб-Шах подумал, не приказать ли преданному нойону поразить дерзкого, но быстро сообразил, что сейчас это не ко времени. Приказал другое:

— Ты нападешь с пятью тысячами батыров на дружину Осляб-бея. Где он сейчас, Осман? — спросил повелитель начальника одного из отрядов разведки.

— Осляб-бей поссорился с коназем Иваном и ушел, наверное, за реку, — сообщил Пиняс. — Это он киличу твоего зарезал и коня-карабаира угнал.

— Это хорошо, — по привычке отметил Араб-Шах. — Но где же все-таки сейчас Осляб-бей?

— Пиняс прав, — подтвердил Осман, — Осляб-бей с батырами ушел за реку. Но он остановился на виду всего войска коназа Ивана. Холм обрывистый занял. У каждого батыра из Мушкафа самострел есть. Очень далеко бьет — на две тысячи шагов!