Ирина Измайлова - Царство небесное Страница 34

Когда охотник отыскал в зарослях и, перегнувшись с седла, торжественно поднял птицу за крыло, та уже не билась. Темное оперение блеснуло на солнце, красиво отливая металлом.

– Хороша! А, кстати, сир Эдгар, я так тебя и не спросил – чего ради ты приехал ко мне с утра, это в то время, когда в замке Вилрод уже идут сборы в дорогу?

Молодой человек ожидал этого вопроса и готовился на него ответить, но, тем не менее, смутился.

– Я думал, вы догадаетесь...

– Честное слово, не догадываюсь.

В голосе и взгляде старого рыцаря проскользнуло некоторое лукавство, но Эдгар предпочел этого не заметить. Раз Седрик хочет, чтобы она сам ему сказал...

– Вчера, обсуждая все происшедшее, ее величество сказала, что поездка может оказаться действительно опасной, и что очень нужно было бы иметь в свите еще несколько надежных воинов. Говорила, что мало кому может сейчас доверять. А потом спросила, не знаю ли я кого-нибудь... кого-нибудь, кто бы мог...

– И что ты ответил? – почти равнодушно спросил старый рыцарь, продолжая рассматривать убитую птицу.

Эдгар вновь едва не рассердился: в самом деле, ведь старый хитрец давно обо всем догадался, но хочет заставить его выступить в роли просителя!

– Я ответил, что в Англии вообще никого не знаю. Но по дороге в Кентербери повстречал рыцаря, который один стоит целой свиты и лучшего воинского отряда, который, к тому же, кажется мне безупречно честным и отважным и достоин стать защитой двух благородных женщин.

Слова юноши прозвучали почти с вызовом, и Седрик понял, что дальше играть в догадки уже нелепо.

– Это ты обо мне, да? Ну что же, спасибо! А что сказала королева, когда ты ей объявил, что хотел бы позвать в ее свиту угрюмого лесного дикаря?

Эдгар улыбнулся:

– Ее величество слышала о вас, сир Седрик. Правда, среди всех Сеймуров, которых она припомнила, вас явно не было, зато прозвище «Седой Волк» ей оказалось знакомо. Ваша слава ушла далеко за пределы этой долины. И королева ничего не имеет против того, чтобы такой знаменитый воин сопровождал ее в Мессину.

– Она-то не против! – старый рыцарь сердито дернул бровями и отвернулся, преувеличенно старательно привязывая убитую дрофу к седлу, под которым уже болтались тушки двух зайцев. – Она не против, понятное дело, когда в ее благословенном королевстве дело дошло до того, что и положиться уже не на кого! Но я-то чего ради должен бросать дом и эту прекрасную долину, где всегда есть дичь и доброе вино, и на старости лет отправляться в какую-то жаркую Сицилию? Не скрою, мне очень по душе Ричард Львиное Сердце, уже хотя бы потому, что его ненавидят все нынешние просвещенные умники, болтающие о благородстве и продающие душу за лишний земельный надел, все, кто ненавидят рыцарство, все, кто не понимают настоящей отваги и не умеют сражаться. Я всегда любил таких, как он, хотя такие обычно покоряют полмира и остаются ни с чем – они слишком велики для земной славы... Однако мне король ничего не поручал, и я не обязан оказывать ему услуги в его брачных затеях. И потом, Эдгар, тебе не кажется, что мне просто-напросто поздновато пускаться в такое предприятие? Знаешь, сколько мне лет?

– Лет пятьдесят пять, я думаю, – наугад ответил кузнец.

Старый рыцарь подавился смешком.

– Ну да! Ты дал мне на десять лет больше, чем королеве. И чуть меньше ошибся. В этом году, если только я и сам не запамятовал, мне должно сравняться семьдесят пять.

– Невероятно! – вырвалось у юноши. – Спрашивается, кто занимается колдовством – ее величество или вы, мессир? Да и потом – какая разница, кому сколько лет, если вы сидите в седле, сражаетесь, стреляете из лука наверняка лучше, чем многие знаменитые рыцари? И если вам нравится драться с разбойниками, то отчего бы не отважиться на далекое путешествие?

Пока он говорил, они успели выехать из зарослей, пересечь реку, и вдали уже показался обрыв и прилепившийся к нему необычайный дом Седого Волка. Нарушая тишину, послышался басовитый лай Кайса, издали зачуявшего хозяина.

Старый рыцарь долго молчал, не отвечая на пылкие слова Эдгара, потом вдруг резко натянул поводья, и его конь тотчас послушно остановился. Во взгляде, который Седой Волк устремил на своего молодого спутника, тот увидел все, что до сих пор Седрику легко удавалось скрывать: глубокое волнение, вызванное внезапным сильным искушением, досаду и горечь от того, что это искушение и впрямь пришло так поздно, нескрываемую зависть к юности и дерзости.

– Знаешь, мальчик, сколько долгих, страшных, невероятных путешествий мне пришлось уже испытать? – тихо проговорил Седрик. – Знаешь, сколько сражений мне выпало? Сколько душ я отправил в ад, а может, не дай Бог, кого и в рай отправлял... не хотелось бы такого думать! Я прожил такую жизнищу, словно в ней было не семьдесят пять, а сто семьдесят пять лет! И все это уже прошло, понимаешь? Мне вовсе не нравится сражаться с разбойниками, просто я не люблю, когда эти поганцы грабят и убивают людей прямо возле моего дома... Я живу теперь как хочу, где хочу, и мне бы хотелось умереть в этой счастливой долине... В деревушке поблизости даже церковь есть, так что не останусь без отпевания и причащения. Поэтому благодарю тебя за предложение, но отказываюсь от него!

– А я отчего-то думал, что вы согласитесь! – не с горечью, но с сильным разочарованием произнес Эдгар. – Тем более, что из Мессины король отправится в крестовый поход.

– Ну да! – подхватил Седой Волк, и его насмешливый голос вдруг дрогнул. – Ты зовешь меня прискакать в Царство Небесное прямо на боевом коне. Когда-то я об этом мечтал. Но это было давно. Если Бог на твоей стороне, и ты делаешь то, что должно делать, будь покоен, ничего плохого с тобой не будет, и все стрелы пролетят мимо тебя, как та, в часовне... Поезжай, мальчик, поезжай, и скажи королеве, что по мнению Волка у нее уже есть надежная защита.

Глава седьмая

Первые раны

Отправляясь в крестовый поход, Ричард Львиное Сердце избрал сухопутную дорогу. Он всегда предпочитал двигаться сушей, а не морем, даже тогда, когда по воде было ближе добираться. Многие приписывали это его неуемной любви к боевым схваткам: конечно же, на суше всегда подвернется возможность устроить с кем-либо стычку – разве бывало, чтобы пилигримы[25] добирались до своей цели, не испытав ни одного нападения?

И только королева Элеонора и очень немногие приближенные к его величеству подданные знали истинную причину такого выбора: Ричард при всей его отваге вовсе не был одержим желанием драться и убивать, он дрался и убивал, когда в том действительно бывала необходимость. Но он с раннего детства совершенно не переносил морской качки! Бесстрашному воину становилось плохо при любом сильном волнении на море, не говоря уж о шторме, и как ни мужественно он в этом случае держался, его могло вывернуть наизнанку несколько раз за день. А кому же этого захочется? И дело не только в том, что это не украшает короля. Всякий, кто болел морской болезнью, знает, как много она отнимает сил, и как тошно бывает некоторое время после нее, а ведь потом нужно сражаться...