Михаил Голденков - Схватка Страница 34

— Вспомните из-за чего? — Михал также допил свое вино в память об Януше.

— Так, — покраснел Ян Казимир, — из-за моей глупой гордыни. Из-за нелепейшей претензии на шведский трон. А все Мария подталкивала! Все она!

— Крестный! Имеет ли смысл Люблинская уния в наши дни?

— Оно верно, коханку, верно! — Ян Казимир чувствовал жуткую неловкость под логичными и одновременно жестокими вопросами крестника, под его пытливыми взглядами. «Не тот уже наивный мальчик наш Михал, не тот!» — думал Ян Казимир.

— Ты прав, Михал, — продолжил король, ставя локти на стол и сцепливая пальцы рук перед лицом, — даже самые близкие родственники, братья, что были неразлучны в детстве, вырастают, заводят семьи, и им надо жить отдельно, каждому иметь свой дом. Верно это все. А ведь Люблинская уния рождалась самим Богом! Вспомни Грюнвальд, историю Ливонской войны, битв на Улле и под Оршей. Мы вместе отражали нападения крестоносцев, нападения Московии, турок, плечом к плечу бились, и пусть Уния тогда еще не была заключена, она уже была в наших сердцах и наших умах. Сейчас Уния переживает кризис. Это так. Но ты клонишь к тому, нужен ли Литве свой король, а стало быть, полная независимость от Короны?

— Мне это, по крайне мере, очень интересно, — ответил Михал, аккуратно отрезая кусочек мяса ножом, придерживая его вилкой. Ян Казимир несколько секунд наблюдал за этими действиями, словно видел впервые, как за столом орудуют ножом и вилкой. Слуга выплыл из угла комнаты и наполнил бокал короля новым вином.

— Вероятно, что это было бы нужно для Литвы, — согласно кивал Ян Казимир, — но ведь сейчас я помогаю вам. Поляки помогают вам одолеть московитов.

«Опять эти «вы» и «мы», — с горечью подумал Михал, — какое уж это объединенное государство!» Но вслух он произнес:

— Так, мой король, но вспомните 55-й год! Мы тоже помогали полякам, коща наша собственная отчизна лежала в руинах под сапогом схизматов азиатских! Лично я думал, что буду оборонять Польшу от немцев и шведов. Но там, за мурами Ясной Гуры, я видел все тех же поляков, штурмующих наши бастионы. Я видел, что участвую в каком-то рокоше, гражданской войне! Уже тогда я задумался, а правильно ли я все делаю? Почему не послушался Януша и Богуслава? Почему проигнорировал Кмитича? Сколько нам еще разгребать гражданские внутренние конфликты Польши?

Михал мысленно улыбнулся. Он вновь подводил короля к мысли, что людей для борьбы с Любомирским не даст. И этим сам же спровоцировал тему.

— Что было, то было, любы мой коханку, — покивал своим кучерявым париком король, — глупостей много произошло. Ошибок и глупостей. А все из-за неограниченных свобод нашей шляхты, которым я вынужден потакать, вынужден смотреть, чтобы не обидеть того, другого, третьего… Нужно как Кромвель в Англии сделать — стукнуть по столу кулаком да узурпировать власть. Вот тогда сразу хорошим станешь! А так, чем лучше, тем хуже, как не парадоксально это звучит. Ро-кош, говоришь? Вот и сейчас мы имеем рокош. И что с ним прикажешь делать? Не замечать? У меня в коронном войске три тысячи человек погибло из пяти тысяч! Нельзя допускать продолжения этой трагедии.

— Верно, допускать нельзя, — соглашался Михал, делая глоток из бокала, — но почему-то, уже допустили.

— Любомирский слишком агрессивен, — оправдывался король, — и он смелеет, глядя, что у меня нет войска, что все имеющиеся силы задействованы в Литве или в Руси. Вот если бы вы с Богуславом мне помогли! Любомирский убежит от одного лишь вида твоих, Михал, храбрых жавнеров!

— Я против братьев-поляков поворачивать оружие не хочу, — отвечал Михал, разрезая ножом кусок жареной свинины.

— Любомирский литвин.

— Тем более, — кивнул Михал, — против своих и подавно. II Любомирского, кстати, поддерживают в основном поляки!

— Но что делать? — уставился на крестного Ян Казимир, сидя на другой стороне длинного стола. — Война уже идет, Михал! Уже есть одно поражение! У меня погибло три тысячи человек из имеющихся пяти! — повторил король.

— Что делать? — рука Михала с вилкой и наколотым на нее кусочком мяса замерла в воздухе. — Договориться, мой король, мирно договориться.

Ян Казимир раздраженно откинулся на стуле.

— Вы, мой милый крестный, поймите одно, — продолжал мирно завершать обед Михал, — я принципиально не хочу, чтобы литвины стреляли в поляков. Ведь там у Любомирско-го много шляхтичей, у которых есть своя правда, свои права. Давайте их выслушаем! Может, они кое в чем правы? Вероятно, Вы сегодня точно также ошибаетесь, как десять лет назад с моим покойным кузеном Янушем, да вознагродит его Богородица за все его немалые заслуги перед отечеством. А если не избежать конфликта, то просите солдат у Михала Казимира Паца. Он Великий гетман, он пусть и выделяет солдат.

Михал, кажется, впервые после обиды из-за польной булавы тонко указал на это своему крестному. Ян Казимир понял и явно смутился.

— Пац… Ну, да, Пац… — пробубнил король, рассеянно размахивая рукой в воздухе, словно вспоминая утраченную мысль. — Оно верно, обнаглели малость Пацы после вручения булавы Михалу. Это все Мария… Зря послушал ее… Клянусь, польным гетманом будешь ты, Михал. И очень скоро.

— Дзякуй, не стоит, — Михал сокрушенно усмехнулся, — вы лучше помогите приструнить этот зарвавшийся род. Подняли уши! И пусть пока отрабатывает Михал Пац вверенную ему булаву. Пусть дает солдат и разгребает ваши внутренние проблемы.

— Пац не может, — буркнул Ян Казимир, — у него там не армия, а толпа изнуренных голодных людей. Он даже Кми-тичу помочь не может, хотя миссия у Кмитича самая важная сейчас — дать отпор Хованскому под Витебском. Иначе, прощай Витебск, прощай Полоцк…

— Как? — Михал со звоном уронил нож и вилку на фарфоровую тарелку и даже встал, отбрасывая в сторону салфетку. — Разве Кмитич не с Пацем?

— Нет. Кмитич пошел под Витебск. К реке Лучеса. У села Устье. Он там должен сдержать Хованского. Положение твоего сябра не завидное, надо отметить. Пять тысяч против десяти. И нет пушек, холера ясна!

— И почему же Вы мне этого раньше не сказали? — Михал продолжал сверлить глазами короля.

— Я… я думал тебе это известно?

— Нет! Не известно! Я был полностью уверен, что Кмитич находится с Пацем!

— Так, был, но… Видишь, как не просто все! Послал я подкрепление к Кмитичу с Полубинским, а оно увязло в боях с Долгоруковым. Пац охраняет дороги от Березины до Днепра. Зализывает раны, толстый обжора. Богуслав не известно где вообще. Говорят, воюет его хоругвь под Дюнабургом, а сам он готовится к свадьбе.

— Какого черта! — Михал уже не мог сдержать раздражения и гнева. — Вот к кому я должен идти на помощь! К Кмитичу!