Мариена Ранель - Маски сброшены Страница 35

— Ворожеев! — произнес Владимир. — Ну конечно же, это он! Теперь я в этом уверен. У меня имелись догадки на счет его причастности к этому отравлению. Но это были только догадки!

Владимир резко вскочил.

— Я убью его! — голосом, полным ненависти, воскликнул он.

— Но, может быть, это не он, — возразил Узоров. — А даже если он, ты же не хочешь остаток своей жизни провести в Сибири? Я согласен, что он заслуживает смерти. Но не поганить же ради него свою жизнь!

— Я не собираюсь убивать его из-за угла, словно трус! — воскликнул Владимир. — Я вызову его на дуэль!

— И это будет большой ошибкой! Если ты его убьешь, весь свет будет говорить о том, что ты убил мужа, чтобы завладеть его женой. Хорошая же у тебя после этого будет репутация! Подумай, в какое положение ты поставишь бедную княгиню? А её сына!

— По-твоему, я должен безразлично наблюдать за тем, как это чудовище пытается убить любимую мной женщину! — возмутился Владимир. — Ты не представляешь, Василь, какой ад я пережил за последние сутки! Одна мысль о том, что я могу её потерять, приводит меня в ужас! Елизавета стала смыслом моей жизни. Она для меня — все. Она — мой свет, мое счастье, мое самое величайшее сокровище! Ни к одной женщине я не испытывал ничего подобного! Если я потеряю её, я потеряю все. Без неё мне не важен будет ни мой титул, ни мое богатство, ни, вообще, вся моя жизнь. Жизнь, которая с её появлением приобрела какое-то значение.

— Ты так её любишь, — с восхищением и в то же время с состраданием произнес Узоров. — Это удивительно и прекрасно, когда человек способен так любить. Но это так больно! Послушай меня, Вольдемар. Сейчас ты не должен принимать каких-либо решений, ради своей любимой. Ты можешь навредить и ей, и себе. Ты сейчас во власти гнева, отчаяния и переживаний. А чтобы что-то предпринимать, нужен ясный ум и холодный рассудок. Прими дельный совет: отправляйся спать. А завтра мы решим, как лучше поступить.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Владимир.

— Можно будет, приставить к Ворожееву людей, которые будут за ним следить и докладывать тебе о каждом его шаге, — предложил Узоров. — А если тебе непременно нужно будет его убить, то я согласен сам вызвать его на дуэль. Повод можно использовать любой. Например, я оскорблю его, затею с ним ссору.

— И ты сделаешь это ради меня?

— Ты же мой друг. И для меня ты тоже делал довольно много. Только сделаю это при одном условии: если ты немедленно поднимешься в свою комнату, отбросишь все свои мрачные мысли и уснешь. За меня не беспокойся: я займу свою обычную комнату, которая уже стала мне почти как собственная.

Владимир благодарно улыбнулся, пожелал другу спокойной ночи, и затем усталыми, тяжелыми шагами направился в свои покои.

Глава тринадцатая

Княгиня Элеонора Львовна Шалуева закрылась в своем кабинете и попросила всех домашних её не беспокоить. Из её головы не выходили слова Алексиса о том, что она в какой-то мере виновата в случившемся с дочерью. До этого она никогда не испытывала чувства вины перед дочерью, а если, порой, оно мимолетно возникало, то она гнала его от себя. А сегодня это чувство вины повсюду преследовало её, и прогнать его было не в её власти. Оно преследовало её в образе бледной и ослабленной дочери, которая почти чудом осталась жива, и в образе рыдающего внука, которого сломили переживания за жизнь матери и ужасное преступление собственного отца.

Элеонора Львовна была очень проницательной и догадливой. С первых же слов Алексиса она поняла, что произошло. Он каким-то образом узнал, что именно его отец пытался отравить его мать, и узнал это, по всей видимости, из таких источников, которые не оставляли сомнений в их достоверности. Впрочем, она сама изначально подозревала, что все не обошлось без вмешательства её зятя. Поведение внука лишь подтвердило её подозрения.

Алексис не ошибся, предполагая, будто двадцать лет назад она знала, что представлял человек, которому она вручала свою дочь. Она, действительно, знала если не все, то довольно многое о молодом князе Ворожееве. Но тогда это «многое» не представляло для неё никакой важности. Важность для неё представляли её финансовые дела, которые в то время находились в упадническом состоянии и которые она рассчитывала поправить при помощи этого брака. И потом, она полагала, что обаяние и чистота её дочери смогут переменить Дмитрия Ворожеева.

Элеонора Львовна добралась до сейфа, надежно укрытого от посторонних глаз в глубине книжного шкафа, отперла его и достала из него важные бумаги. Важность этих бумаг заключалась в том, что они содержали некие сведения, способные в одночасье отправить Дмитрия Ворожеева в каторгу. Княгиня Элеонора Львовна собрала эти сведения лет десять — одиннадцать назад, оформила их нужным образом и засвидетельствовала их достоверность у нотариуса. Таким образом, в её руках появились задокументированные доказательства, изобличающие Дмитрия Ворожеева в преступлении. Эти доказательства были необходимы Элеоноре Львовне, чтобы иметь власть над своим зятем, и в случае каких-либо неугодных деяний с его стороны воспользоваться этой властью. Но она никогда не думала, что однажды они станут единственным средством спасения её дочери.

О существовании этих бумаг не знал ни сам Ворожеев, ни Елизавета, ни Алексис. И хотя Ворожеев за это время совершал множество таких деяний, которые были неугодны Элеоноре Львовне, но она ни разу не воспользовалась этими бумагами. Она берегла их для крайнего случая.

Элеонора Львовна прижала к сердцу эти бумаги, словно надеялась, что они снимут с него тяжесть.

— Как просто… — размышляла она. — Всего лишь показать эти бумаги полиции, и все будет кончено. Это ничтожество наверняка угодит в тюрьму, а моя дочь… Конечно же, она сразу воспользуется этой ситуацией, чтобы добиться развода. С такими козырями сделать это будет несложно. О, ужас! Какой скандал и какое бесчестье для нашего рода! — Она вздрогнула. — Даже представить страшно. Но если с моей дочерью случится что-нибудь ужасное, а мой внук совершит преступление… Может ли быть что-то хуже этого!

Она провела в своем кабинете за размышлениями почти всю ночь. Под утро на неё накатила дрема. Элеонора Львовна скорчилась над столом, заслонив своим телом бумаги, словно птица своих птенцов.

Около шести утра в дверь кабинета робко постучали. Княгиня резко оторвала голову от стола и громко крикнула:

— Кто там?

— Ваш мажордом, ваше сиятельство, — ответил голос.

— Входи!

Мажордом вошел в кабинет госпожи.

— Уже утро, ваше сиятельство, — известил он. — Негоже это: всю ночь не сомкнувши глаз! Вы бы шли в свои покои. Вам отдых необходим и сон тоже.