Роберт Святополк-Мирский - Нить судьбы Страница 35

Во время ужина Медведев заметил, что Анница чем–то расстроена.

— Что–нибудь случилось, любимая? — спросил он.

— Нет, дорогой, все в порядке, но меня немного беспокоит странное состояние Варежки. Мы виделись с ней сегодня, и у меня сложилось такое впечатление, что на душе у нее какая–то тяжесть. Она пожаловалась мне на одиночество — ведь она так любит Андрея, так привязана к нему, а он вообще редко бывает дома, а в последнее время стал возвращаться очень поздно, а то и вовсе не ночевать и, хоть она этого не говорит, но я чувствую, что какие–то нехорошие мысли появляются у нее.

— Но Варежка, как и ты, прекрасно знает, что сейчас у нас очень напряженный период: в гостях находится вдовствующая королева, Александр хочет, чтобы его матушка повсюду появлялась в окружении большого числа стражи, так что у Андрея работы стало в несколько раз больше чем обычно. Нет ничего удивительного, что он приходит поздно, я уже не говорю о том, что у нас, как ты знаешь, часто бывают и ночные дежурства…

— Да, я все понимаю, — улыбнулась Анница. — Видишь ли, мой дорогой, мы с Варежкой очень разные женщины…. Как ты помнишь, едва успев познакомиться, мы с тобой тут же рассталась едва ли не на полгода, пока вы там спасали бедную Настеньку, царство ей небесное…. Да и позже, как только мы поженились, ты очень редко бывал дома, за исключением одного- единственного счастливого года, когда на тебя за что–то осерчал великий князь. Но в первый же день замужества я постаралась понять, что это нормально, и что так будет всю жизнь, а потому легко приняла этот уклад и жду тебя всегда с нетерпением и радостью и чем больше время этого ожидания, тем большей становится моя радость. Но Варежка вышла замуж, будучи совсем девочкой, причем девочкой своевольной, дочерью главаря разбойников, избалованной тем, что все ее желания и капризы немедля исполнялись, привыкшей делать только то, что ей самой хочется, и мне кажется, что после того как первые волны большой любви, охватившие ее, прокатились, дети начали подрастать, она стала чувствовать, что в этой жизни ей чего–то недостает. Каждый раз, когда мы встречаемся, она вспоминает о тех далеких временах детства, которые она провела в лесу, и как бы тоскует о том, что этого больше никогда уже не будет. Недавно Антип, зная, как она любит оружие, подарил ей на день ангела через Макса очень красивую саблю, которую инкрустировал своими руками. Еще раньше она мне с гордостью показывала свою детскую сабельку, тоже подаренную отцом еще в лагере в Березках. Я сама, как ты знаешь, неплохо владею саблей, хотя предпочитаю лук, но она продемонстрировала мне несколько таких приемов, против которых я была бессильна! Правда, сейчас у нее появилась новая радость и надежда — Антип пообещал ей, что в этом году покончит со своим ремеслом и, поселившись в Вильно под другим именем, наймется в дом своей дочери воспитателем ее детей. Я, честно говоря, надеюсь, что это излечит ее от странной печали и тоски по прежним временам.

— Очень мудрое решение со стороны Антипа! — воскликнул Медведев. — Он уже в том возрасте, когда пора подумать о более спокойной жизни, да и для Варежки это будет настоящим подарком — она его так любит. Я думаю, что когда оба, горячо любимых Варежкой человека, окажутся рядом с ней, ее душевное состояние значительно улучшиться.

Когда окончательно стемнело и Василий с Анницей уже готовились ко сну, в дверь тихо постучали.

— Неужели опять на службу? — вздохнула Анница.

— Не должны, — удивился Медведев, — сейчас посмотрим.

Это был Алеша.

— Василий Иванович, — сказал он слегка взволнованно, — у нас гость, и он просит повидаться с вами по неотложному делу.

— Кто же это, — насторожился Медведев. — Что–нибудь случилось у Ивана?

— Не думаю, — сказал Алеша. — Мне кажется, что–то случилось у нас. Это Ерема Селиванов.

— Ба! — воскликнул Медведев. — И снова сразу же всплыло в памяти: «Остерегайся людей с фамилией Селиванов». Но он тут же отбросил эту мысль, вспомнив, как Ерема после долгих лет странствий вернулся в Медведевку и своим рассказом помог Василию стереть некоторые белые пятна из далекого прошлого. — Зови, — сказал он Алеше. — А сам будь начеку и пока не ложись.

— Я так и понял, Василий Иванович. Зову.

— Анница, — сказал Василий, целуя жену в лоб, — иди, ложись одна. Это Ерема Селиванов, должно быть с какими–то новостями. Я тебе потом все расскажу.

— Хорошо, любимый, — Анница поцеловала Василия и ушла.

Спустя еще несколько минут в горнице медведевского дома Ерема Селиванов, немного волнуясь рассказывал:

— … и вот когда мы готовились пересечь рубеж, я вдруг увидел всадника, который неторопливо проехал невдалеке. Когда он спешился и стал показывать проездные документы порубежному стражнику, у меня сжалось сердце и кровь хлынула в голову. Потому что, несмотря на то, что лицо его было по самые глаза замотано какой–то тряпкой, я сразу по походке, голосу, жестам узнал в нем человека, который на моих глазах убил моих родителей, а меня самого острым багром заталкивал под лед, чтобы я никогда больше не выплыл. В долгие годы скитаний я вынашивал самые разнообразные планы мести, но после того, как я поселился у вас и женился, после того как у меня родилось двое детей и я с головой ушел в работу, за которую купец Манин мне очень хорошо платил я постепенно стал забывать о прошлом, и начал думать о будущем, но эта внезапная встреча в один миг все перевернула. Я забыл о Манине, о Ивашке, который ждал меня уже на Литовской стороне рубежа, я забыл обо всем на свете, и только одна мысль заслонила от меня все: «Вот он! Наконец–то! Теперь он от меня не уйдет!» Однако я должен был соблюдать осторожность, поскольку он мог запомнить мое лицо и несмотря на много прошедших лет узнать меня. Наши порубежные грамоты были уже проверены, повозкой, на которой я сидел, управлял помощник Манина и, улучив момент, я незаметно соскользнул с нее и скрылся в ближайшем кустарнике. Выждав некоторое время и убедившись, что Степан пересек рубеж и поскакал по дороге на Вильно, а манинский обоз с Ивашкой и нашими людьми двинулся по другой дороге, я быстро вернулся на порубежный переход. Я хорошо знал там одного человека, который торговал лошадьми, денег у меня с собой было достаточно, я купил самого быстрого коня и, недолго думая, отправился вдогонку за Степаном. Я догнал его, когда мы приближались к какому–то городку, и там меня постиг сокрушительный удар. Степан двинулся в харчевню и я, держась на некотором расстоянии, но все же недалеко, чтобы не потерять его в толпе, следил за ним. Войдя в помещение, он размотал тряпку, закрывающую лицо и тут я испытал первое потрясение. Это был вовсе не он. У человека, которого я сейчас видел было совсем молодое лицо, Степан же старше меня на пять лет, он твоего возраста, Василий Иванович! Но одновременно с этим, как только он заговорил с хозяином харчевни, заказывая себе еду, я не испытывал ни малейшего сомнения, что это он. Тогда, давно, в Березках, когда вы уехали, я много раз слышал его голос. Он на моих глазах выздоравливал, и часто беседовал с отцом, матерью и со мной, да и потом в Тришине я помню его хорошо — это был, несомненно, Степан, но лицо у него было совсем другое…