Фрегат Его Величества 'Сюрприз' - О'Брайан Патрик Страница 36

После завтрака, захватив с собой мистера Стенхоупа, Джек отправился на берег. Его шлюпочная команда была чисто выбрита и облачена в плетеные шляпы и белоснежные штаны, сам он щеголял в лучшем мундире. По возвращении на лице его не читалось никаких следов холодности, обиды или высокомерия. Бонден тащил мешок, и по взбудораженному кораблю прокатилась весть: «Почта!»

— Капитан передает наилучшие свои пожелания и будет счастлив, если вы уделите ему минуту, — доложил Черч, пожиратель крыс. Потом, ухватив Стивена за рукав, он горячо зашептал, — Сэр, умоляю, замолвите словечко за нас со Скоттом, чтобы нас отпустили на берег. Мы это заслужили.

Все еще размышляя, что мог заслужить Черч кроме посажения на кол, Стивен отворил дверь каюты. Та была полна радостью, улыбками и ароматом портера. Джек сидел за столом в окружении пачки вскрытых писем от Софии, двух стаканов и кувшина.

— Ну вот и ты, дружище Стивен! — вскричал он. — Заходи и выпей стаканчик портера от щедрот ирландских францисканцев. Я получил пять писем от Софи, а есть еще и для тебя, тоже из Сассекса, смею полагать.

Они лежали отдельно от прочей корреспонденции, адресованной доктору Мэтьюрину, и рука, без сомнения, принадлежала Софии.

— Какой почерк, а? — воскликнул Джек. — Можно разобрать каждое слово. И еще — какой стиль! Удивляюсь, как может она владеть таким стилем: это, наверное, лучшие письма из всех писем на земле. Вот этот кусок, про сад в Мелбери и грушевые деревья, я хочу зачитать тебе тут же. Высокая литература. Впрочем, если хочешь посмотреть свои — не стесняйся, прошу.

— Не хочу, — отстраненно произнес Стивен, засовывая письма в карман и перебирая остальные: сэр Джозеф, Рэмис, Уоринг, четверо неизвестных. — Скажи, есть ли письма для мистера Николса?

— Для Николса? Нет, ни одного. Зато для остальных офицеров — полно. Киллик!

— Ну что еще, сэр? — буркнул Киллик, держащий в руке ложку.

— Вестового из офицерской кают-компании сюда, за почтой. И принеси еще кувшин. Стивен, ты только посмотри.

Он протянул письмо. Мистер Фэншоу шлет лучшие пожелания капитану Обри, и имеет удовольствие сообщить, что получил сего дня из Адмиралтейства сумму в девять тысяч семьсот пятьдесят пять фунтов тринадцать шиллингов и четыре пенса в качестве выплаты ex gratia для капитана О. в честь ознаменования его заслуг по захвату кораблей Его Католического Величества «Клара», «Фама», «Медея» и «Мерседес». Далее сообщалось, что их сиятельства не принимали в расчет выплаты за экипаж, пушки или корпуса, и что вышеупомянутая сумма, равно как прочие авансы и иные выплаты, будет зачислена на счет капитана О. в банкирском доме господ Хоар.

— Это, конечно, не то, что можно назвать прелестным, — смеясь, заметил Джек, — но лучше уж синица в руке, разве не так? И это вполне избавит меня от долгов. Теперь все что мне нужно, это пара скромных призов, и тогда посмотрим, какие возражения сможет выдвинуть мамаша Уильямс. Если по правде, то по эту сторону от Батавии и духу от призов не осталось. Призов законных, хотел я сказать — да убережет меня Бог тронуть еще хоть раз нейтрала. Но у острова Иль-де-Франс могут встретиться каперы, и если ухватить парочку таковых…

В глазах у него заблестел старый пиратский дух, он словно стал на пять лет моложе.

— Но Стивен, я тут подумал о тебе. Мне нужно подремонтировать корабль и перераспределить груз — свита и багаж мистера Стенхоупа слишком тяжелы для кормового трюма, нужно переместить часть грузов вперед. Мне пришло в голову: не стоит ли дать выход твоей энергии? Как ты посмотришь на недельный отпуск для поездки вглубь материка? Ягуары, страусы, единороги…

— Ах, Джек, это воистину любезно с твоей стороны! Я совершил насилие над собой, оставляя всю эту растительную роскошь у мыса святого Рока. Бразильские леса — обиталище тапиров, боа, пекари! Ты не поверишь, Джек, но мне никогда еще не приходилось наблюдать боа!

Ему довелось наблюдать боа, даже подержать в руках; колибри; светлячки; тукан во славе его, прямо в гнезде; муравьед с детенышем, алый в лучах заката на уединенном болоте; броненосцы; три вида американских мартышек; настоящий тапир — всех ему удалось увидеть, прежде чем он вернулся на корабль в Рио, загнав до полусмерти трех лошадей и мистера Уайта. Здесь перед ним предстал стоящий на единственном якоре «Сюрприз», претерпевший неожиданную перемену. Грот-мачта была от тридцатишестипушечного фрегата, фок— и бизань-мачты приобрели выраженный скос в корму, борта раскрашены черным и белым — в «шахматы Нельсона».

— Моя собственная конструкция, — сказал Джек, встречая его у трапа, — нечто среднее между «Лайвли» и тем стариком «Сюрпризом», которого я знал еще мальчишкой. С его острыми обводами это позволит ему лучше идти при слабом ветре, и кроме того, даст лишний узел под полными парусами. Понимаю, у тебя есть возражения по поводу нового рангоута, — Стивен загляделся на сидевшего на снастях молодого попугая, — но я выбросил весь балласт из гальки, заменив его на чугунные чушки, — просто слов нет, чтобы описать доброту адмирала, и мы сложили его внизу. Фрегат устойчив как… ну ты можешь себе представить, и если мы не выиграем лишний узел, я буду очень удивлен. А он может нам понадобиться: пришла «Лира» и принесла весть, что в Индийский океан заявился Линуа с эскадрой из линейного корабля, двух фрегатов и корвета. Помнишь Линуа, Стивен?

— Месье де Линуа, который взял нас в плен на «Софи»? Как же, как же. Отлично помню. Жизнерадостный, обходительный джентльмен в красном сюртуке.

— И вдобавок превосходный моряк. Но уж я приму меры, чтобы ему не удалось поймать нас снова, уж по крайней мере, не на своем семидесятичетырехпушечнике. Фрегаты дело другое: «Бель-Пуль» — здоровенная скотина, сорок пушек против наших двадцати восьми, причем двадцатичетырех фунтовых, а вот «Семийянт» меньше, и против него у нас есть шансы, если я сумею заставить наших парней шевелиться и точно стрелять. Вот тебе и приз, а? Ха-ха!

— Ты полагаешь, нам грозит скорая опасность? Эти корабли видели с Мыса?

— Нет-нет, они в тысячах миль отсюда. Вошли в Индийский океан через Зондский пролив.

— Тогда, возможно, несколько преждевременно…

— Вовсе нет, вовсе нет. Даже из соображений долга нельзя терять ни минуты. Команда еще и наполовину не сработалась — не то что на «Лайвли» или на «Софи». К тому же, я так давно собираюсь жениться! Представление о женитьбе вдохновляет человека, Богом клянусь. Ты даже не представляешь! Женитьбе на Софи, разумеется — прошу простить меня, если я опять не так выразился.

— Да что там, дружище. Ты же знаешь, я не сторонник брака, и по временам раздумываю, стоит ли придавать такое значение контракту, обязывающему нас быть счастливыми? Может, лучше, когда наш путь складывается из суммы прибытий, а может, лучше и не странствовать бесконечно?

Из полученных им самим от Софии писем складывалась неприглядная картина гонений. Здоровье миссис Уильямс серьезно пошатнулось — президент коллегии врачей и сэр Джон Батлер это не те люди, которых могут ввести в заблуждение депрессия или ипохондрия, да и симптомы очень, очень серьезные, — зато ее неудержимый острый ум словно обрел новую силу. Подчас трогательно бледная, разбитая болью (которую в самом деле переносила с завидным мужеством), подчас пылающая от ярости, она в союзе с новым священником, мистером Хинксли, обрушивалась на дочь. Изможденным голосом, доносящимся, как она утверждала, со смертного одра, миссис Уильямс умоляла дочь бросить этого капитана Обри — человека, не способного дать ей счастье, человека, который отправился в Индию всем известно зачем: за той женщиной, — и дать своей матери почить с миром, в осознании того, что дочь устроена по закону и обычаю, среди своих близких и знакомых, в тепле и уюте, а не в какой-нибудь лачуге на другом берегу Англии или в Перу. Что она замужем за человеком, которого одобряют все ее друзья, человеком с приличным капиталом и блестящими перспективами, человеком, который в состоянии позаботиться о ней и присмотреть за ее сестрами после смерти их матери — ах, бедные сиротки! Причем человек этот, насколько можно понять, не равнодушен к Софи. Капитан Обри вскоре утешится, если уже не утешился, в объятьях какой-нибудь шлюхи — разве не их драгоценный лорд Нельсон говорит, что оказавшись за Гибралтаром всякий мужчина становится холостяком? — а Индия намного дальше Гибралтара, если атлас не врет. И когда адмирал Хэддок и прочие известные им джентльмены с флота заявляют, что «море и расстояние смывают любовь», разве не подтверждают они эту точку зрения? Она говорит так, только желая Софи блага, и надеется, что дочь не отринет эту единственную, последнюю ее просьбу, ради своих сестер и если счастье матери хоть что-то значит для нее.