Рекс Бич - Хищники Аляски Страница 36

Пальцы Черри Мэллот были холоднее льда и вздрагивали так, что ящик дрожал у нее под руками; сердце ее билось неудержимо. Она знала, что если Гленистэр выиграет эту ставку, то он бросит играть. Если же он проиграет, то… Ах, можно ли сравнить чувства Кида, игравшего ради мелкой мести, с теми надеждами на счастье и на жизнь, которые она соединяла с исходом игры.

По-видимому, Бронко Кид знал, какая будет следующая карта; он не сделал ей никакого знака и медленно и решительно двинул верхнюю карту из ящика.

Хотя это была самая большая игра в его жизни, он не выказал никакого беспокойства. Вышла девятка бубен, и толпа тяжело . вздохнула. Король не выиграл. Бит ли он? Взоры всех были прикованы к маленькому никелированному ящику. Судьба самой большой из сделанных в Аляске ставки зависела от следующей карты.

Рука банкомета медленно вернулась к ящику. Он прикоснулся к девятке бубен, и вместо нее появился король треф. Молчание было, наконец, нарушено.

Люди заговорили, некоторые засмеялись, но смех их звучал невесело. Будто кто-то задыхался. Все время стоявшие люди топали затекшими ногами. Банкомет захватил пачку банкнотов и, не считая, бросил их в ящик стола.

Черри провела дрожащей рукой по лицу, на руке осталась кровь от закушенной губы. Гленистэр продолжал сидеть, нахмурив брови, сумрачный, с нависшими на лоб волосами и покрасневшими мутными глазами.

— Я досижу до конца талии, если ты позволишь мне играть на веру, — сказал он.

— Конечно, — ответил банкомет.

Когда игрок просит играть на веру, то ему разрешается назначать ставки, не кладя их эквивалента на стол, и банкомет имеет право разрешить или отказать ему в зависимости от его кредитоспособности.

Это дело верное, так как на Севере никто не отказывается от уплаты карточных долгов, и многие тысячи проигрываются таким образом.

В ящике осталось еще несколько карт, и банкомет дал их, проиграв трем остальным игрокам. Гленистэр безучастно сидел на своем конце стола, насупившийся и хмурый.

Черри смертельно устала. Последний час стоил ей такого напряжения, что она еле могла сидеть на месте. Однако она твердо решила досидеть до конца игры. Перед последней сдачей многие поставили уже ставки, и Бронко собирался сдавать, когда Гленистэр заговорил:

— Стой. Сколько это заведение стоит, Бронко?

— Что такое?

— Ведь оно твое. Ну, во что оно тебе обошлось?

Бронко ответил не сразу. Толпа с любопытством навострила уши, а Черри обратила удивленный и смущенный взор на золотоискателя.

— Считая задолженность банку, обстановку и все остальное, выйдет сто двадцать тысяч долларов. А что?

— Я поставлю на туза мою половину «Мидаса», если ты рискнешь своей проклятой лавочкой.

Среди присутствующих воцарилось полное молчание, когда они сообразили смысл этого предложения. Человек сошел с ума. Оставались всего лишь три карты; одна могла выиграть, другая проиграть, третья же значила бы ничью.

Черри Мэллот не вполне понимала побуждения Гленистэра. Не страсть к игре и не простое упрямство мешали ему бросить игру, а какое-то более глубокое чувство. Он был в отчаянии.

Элен была утеряна для него, хуже того, она была недостойна его чувства, а кроме нее ему ничего на свете не надо было. На что ему «Мидас» с тяжбами, мошенничествами и интригами? Ему все до смерти надоело, хотелось все бросить и уйти подальше. Если он выиграет, — прекрасно; если же проиграет, то Северная страна уже не увидит его.

Услыхав его предложение, Бронко Кид опустил глаза, как бы призадумавшись. Девушка видела, что он с глубоким вниманием рассматривает карты в своем ящике и что пальцы его слегка дотрагиваются до верхней из них, пока все внимание толпы было устремлено на Гленистэра; наконец, она увидела на лице его мимолетную улыбку торжества, которого он не мог скрыть от нее; ответные слова его прозвучали медленно и неуверенно, но Черри поняла, что Гленистэр уже нищий.

— Можешь ставить.

— Сдавай, — настойчиво и хрипло требовал Гленистэр.

Девушке хотелось крикнуть. Она задыхалась. От торжества ли? За ней еще громче и сиплее дышал маленький человек, а наблюдатель облизывал сухие губы.

Человек, которого разорили при ее участии, нагнулся вперед; худощавое лицо его окаменело, в глазах было странное выражение боли и усталости.

Она никогда не могла забыть этого взгляда.

Толпа, еще не пришедшая в себя от волнения после последней громадной ставки, уже нетерпеливо выжидала.

Ей был хорошо известен «Мидас» и то, что он собою представлял. Половина его лежала под одной картой.

Кид с мучительной медленностью открыл верхнюю карту. Тройка пик. Гленистэр не сделал ни единого движения. Кто-то кашлянул, и звук этот показался громким, как выстрел. Банкомет преднамеренно остановился, затем улыбнулся девушке, когда тройка исчезла и появился туз, знаменовавший собою полное разорение Гленистэра. Тот поднял глаза с диким выражением.

Вдруг жуткая тишина нарушилась внезапным треском; Черри Мэллот с размаху захлопнула свой ящик, закричав высоким и пронзительным голосом:

— Ставка не считается. В ящике ошибка.

Гленистэр вскочил, опрокинув стул, а Кид нагнулся вперед, через стол, и протянул свои удивительные, ногтеобразные руки, как бы стараясь удержать богатство, которое она вырывала из них. Руки эти перебирали пальцами и трепетали в немой ярости, впиваясь в клеенку стола. Лицо его побелело и стало жестоким, и он глядел на нее уничтожающим взглядом до тех пор, пока она, объятая ужасом и дрожа, не встала с места.

Сознание медленно вернулось к Гленистэру, а вместе с ним и понимание окружающего. Казалось, он проснулся от кошмара; ему стал ясен и понятен взгляд бессильной ненависти банкомета, направленный на женщину, которая дрожала пред ним, как кролик под взглядом змеи.

Она пыталась заговорить, но не могла. Банкомет пришел в себя и, подняв кулак, ударил им о стол с такой силой, что фишки запрыгали и покатились, а Черри закрыла глаза, чтобы не видеть страшной гримасы, исказившей его черты.

Гленистэр взглянул на него и сказал:

— Мне кажется, я понимаю. Однако деньги были ваши, так что мне все равно.

Смысл его речи был ясен, и Кид внезапно открыл ящик стола, но Гленистэр сжал кулак и нагнулся над ним. Он мог бы убить банкомета одним ударом, так как тот сидел и потому был беззащитен.

Кид остановился, и лицо его задергалось; по-видимому, нервы его не выдержали ужасного напряжения.

— Вы дали мне хороший урок, — только и сказал Гленистэр, проталкиваясь сквозь толпу на свежий, ночной воздух.

Сверху мерцали звезды, его встретил запах моря, чистый и свежий. Идя домой, он слышал вой собак-ублюдков. В нем звучала вся тайна и печать Северной страны.