Клара Моисеева - Звезды мудрого Бируни Страница 36

Базар уже пустел, когда погонщики привели верблюдов и Якуб разложил наконец перед купцом Насиром привезенные им ткани. Но что случилось с Насиром? Уж очень безразлично он разворачивает куски, хмурится и пренебрежительно бросает:

– Пожалуй, сейчас мне уже не нужно всех твоих товаров. Я кое-что купил в течение дня, с меня хватит. Разве если отдашь за полцены. Тогда возьму про запас.

– Как ты можешь? Я для тебя привез эти ткани, – сокрушался Якуб. – Почему же ты раздумал? Я не могу продать тебе с таким убытком.

– Не уступай ему, – шепнул Абдулла хозяину. – Не продешеви. Насир хитер. Разве ты не видишь, как прячутся от нас его маленькие хитрые глаза! Так и бегают, словно шарят.

Торговались долго, до хрипоты. Абдулла дважды вьючил верблюдов и делал вид, что уводит их. А Насир все уверял, что назначенная им цена самая высокая, что он не прибавит и медного дирхема. Только после того, как вьюки уже в третий раз оказались на спинах верблюдов, купец хлопнул Якуба по плечу и предложил сходную цену. Он знал, что и так покупает с большой выгодой для себя. И как было не воспользоваться доверчивостью молодого купца?

В караван-сарай Якуб возвращался уже в сумерках, когда вечерняя прохлада привлекла на улицы города множество людей. Одни сидели на крышах домов, другие плыли на лодках, озаренных факелами, по реке Тигр. Люди пели, смеялись, бранились.

Якуб устал, он испытывал удовлетворение, оттого что в первый же день так много сделал. Но впереди было еще много дел, и так хотелось поскорее избавиться от всех забот и пойти на книжный базар.

«Ты смотри, Якуб, – говорил ему на прощание устод, – не забудь побывать в „Доме мудрости“, там собраны редкие книги. К тому же там есть возвышение, откуда можно наблюдать за звездами. Там собраны лучшие астролябии».

Пока ему еще не удалось узнать про этот «Дом мудрости», но он непременно узнает и побывает там.

«Раз уж я в Багдаде, – думал Якуб, – мне следует увидеть все примечательное, связанное с науками. Многие говорят, что ученые Багдада знамениты на весь свет. Но это неудивительно. Должно быть, халиф приблизил их к себе так же, как постарался это сделать хорезмшах, приблизив к себе ученых Бухары, Самарканда и Нишапура».

Целые дни Якуб проводил на базарах Багдада. Абдулла всюду следовал за ним. Старик здесь бывал уже не раз и мог ответить на многочисленные вопросы Якуба, которому было одинаково интересно узнать, кто эти люди, одетые в пестрые, так непохожие на бухарские одежды, кто эти женщины с колокольчиками в длинных косах и золотыми обручами на ногах.

– Посмотри, Абдулла, – заметил как-то Якуб, – на эту женщину, что покупает финики: на ней удивительное ожерелье из агатовых палочек. Посмотри, как искусно сделано. Я такого никогда не видел.

– Здесь не такое еще увидишь, – махнул рукой Абдулла.

Старика все это мало занимало. Ему хотелось поскорее вернуться в Бухару и отдохнуть на крыше своей глиняной хижины. А Якубу все нужно знать, и так его все развлекает и занимает, что он даже не вспоминает о доме, о больном отце. «Странный юноша, – думал Абдулла. – Мне казалось, он добрый человек, а он черствый, к отцу равнодушен. И для чего тогда растить сыновей? И почему аллах создает их такими?..»

А Якуб, возвращаясь в караван-сарай, садился у крошечного фитилька, торчащего из помятого бронзового светильника, и принимался за пергамент. Он записывал все: что продал, что купил, какая цена, в чем усмотрел выгоду, а в чем убыток. Якуб знал, что, как бы ни были удачны его сделки, они не доставят радости отцу, если Мухаммад не получит вот этих записей. Как-то Якуб показал Абдулле эти записи и кое-что ему прочел. Старик был доволен. Он этого не знал. И теперь он понял, что неверно судил Якуба.

– Ты лучше, чем я думал, – сказал старик юноше. – Я боялся, что ты забыл о том, что отец болен, не понял, что дверь бедствий широка, а день радости краток…

ЯД В ПЕРСТНЕ ДЖАФАРА

В один из дней Якуб проходил мимо невольничьего рынка. Невольничий рынок в Багдаде был самым обширным, самым шумным и многолюдным. Ведь здесь продавали людей, и каждому работорговцу хотелось показать свой товар возможно выгоднее, чтобы получить за него более высокую цену. На багдадском рынке можно было купить невольника из Хазарии, негра из африканских джунглей, стройного нубийца, черноглазую красавицу из Туниса, здесь были голубоглазые, светловолосые славяне из далекого Киева. Сколько горя и страданий было на лицах несчастных, волею судьбы заброшенных к берегам Тигра, в ненавистный для них город мира – Багдад! Здесь только и говорили о всемогущем аллахе, добром и милосердном боге, и с именем аллаха разлучали мать с грудным младенцем, брата – с сестрой, мужа – с женой.

– Прежде всего смотри на глаза и брови, потом на нос, губы и зубы. Потом смотри на его волосы, ибо господь великий и славный всем людям вложил красоту в глаза и брови… – Так говорил старый толстый мусульманин в пестрой чалме и полосатом шелковом халате.

Он, видно, поучал своего сына, который впервые пришел купить себе раба.

– Я сам буду выбирать, – ответил старику молодой.

Он подошел к работорговцу из бедуинов и стал рассматривать молодого смуглого юношу, рядом с которым стояла красивая девушка с курчавой головой и серебряным кольцом в носу.

Якуб остановился и стал прислушиваться к разговору покупателя с продавцом-бедуином.

– Ты посмотри, какие у него ровные белые зубы, – говорил бедуин, бесцеремонно раскрывая рот юноши, словно это была лошадь. – Он молод и здоров. Видишь, какая красивая у него была невеста?

Девушка громко заплакала, спрятав лицо в длинном рукаве своей голубой рубашки.

– Этот раб годен только для того, чтобы смотреть за собаками и лошадьми, – услышал Якуб каркающий голос какой-то богатой старухи, которая торговала раба с широкими бровями и с глазами навыкате.

У раба было злое и неприятное лицо, и старуха хотела его купить вдвое дешевле, чем запросил торговец.

Непривычно все это было для Якуба. И в Бухаре и в Самарканде он видел рабов, которыми владели царедворцы и богатые люди, но там не было невольничьих рынков и никто не знал, как были куплены эти люди.

– Послушай, Якуб, эти люди, должно быть, из кочевников хорезмийских степей. Послушай… их говор мне знаком, – сказал Абдулла, подзывая Якуба к группе людей, где были женщины и дети.

«Да, этот говор мне тоже знаком, – подумал Якуб. – Надо послушать, о чем они говорят». Якуб обратил внимание на стройную, красивую женщину, в рваной одежде, непричесанную и очень печальную. Тонкой нежной рукой она гладила голову курчавого малыша. В подол ее платья вцепилась девочка лет восьми, такая же красивая и такая же печальная. Мальчуган, приподымаясь на цыпочках, о чем-то шептал ей на ухо. А мать, видимо не слушая его, все гладила и гладила его головку, а потом, склонившись над ним, горько заплакала.