ЛУИ ЖАКОЛИО - БЕРЕГ СЛОНОВОЙ КОСТИ Страница 36

— А если и это…

— Эх! Довольно, милостивый государь, я здесь не затем, чтобы давать вам уроки административного права. Аудиенция, на которую я вас допустил, кончена.

Не говоря более ни слова, Гиллуа и Барте поклонились и вышли; несмотря на досаду, которая возбуждала в них это положение, ибо они не знали, чем кончится это дело, они не могли удержаться от смеха, возвращаясь к губернатору.

Узнав о происшедшем, Сервен страшно рассердился и немедленно призвал к себе комиссара.

— Итак, - сказал он ему, - вы отказываетесь сделать все, что нужно для того, чтобы отослать во Фран-цию этих молодых людей, которые прибыли к нам после пятимесячных страданий?

— Да, отказываюсь.

— Даже если я пришлю вам письменное предписание?

— Даже и тогда.

— И только потому, что вы считаете их умершими?

— Официально, да, а устав, к моему величайшему сожалению, не дает мне право исполнить ваше требование… Может быть их можно было бы отправить, как туземцев.

— Довольно, - перебил губернатор, который едва удерживал себя, чтобы не разразиться страшным гневом. - Габон колония слишком маленькая для вашего обширного ума. „Аспид" уходит завтра, вам остается двадцать четыре часа, для того чтобы собраться, отсылаю вас к министру, который сумеет найти для вас поприще, более достойное вашего просвещенного ума.

— Очень хорошо, кому я должен передать мою обязанность? - ответил Жибе Пье Кюша, рассчитывавший, что губернатор найдет сопротивление в каждом из его подчиненных.

— Никому из ваших, милостивый государь. Назначаю капитана де Серьера временным комиссаром.

Так кончилось это дело об „официально умерших", над которым долго смеялись на африканском берегу.

Временный комиссар приготовил вечером необходимые бумаги, и „Аспид" в назначенный час снялся с якоря с тремя пассажирами.

На другой день „Аспид" прошел мимо Фернандо По - острова, очень плодородного, из которого Испания, однако, ничего не умеет извлекать.

Командир „Аспида" не остановился тут. Он прошел также Старый Калабар, берег Ашанти, и бросил якорь, через десять дней после отплытия из Габона, у Большого Бассама, французской фактории, которую адмирал де Лангль занял несколько времени тому назад от имени Франции, и которую потом бросили ввиду ее бесполезности.

Оставшись тут несколько часов, чтобы обменяться депешами, „Аспид" прямо направился к Горее.

Там путешественникам посчастливилось найти суд-но, пришедшее за маслом в Дакор и отправлявшееся в Нант; с согласия начальника маленькой колонии, они пересели на другое судно, и спустя двадцать шесть дней, Барте и Гиллуа с понятным волнением приветствовали дорогие берега отчизны, которую оставили семь месяцев тому назад и не имели надежды когда-нибудь увидеть…

Высадившись в Сен-Мизере, они на скором поезде уехали в Париж.

ЭПИЛОГ

Два друга, в сопровождении Йомби, приехали в пять часов утра на станцию Сен-Лазар. Они немедленно расстались, потому что Барте спешил увидеть своих родных. У Гиллуа был только один старый дядя, эгоист и скряга, который ничего не хотел сделать для него после смерти отца, хотя имел большое состояние; поэтому Гиллуа решил было остановиться в гостинице, но через несколько минут передумал и поехал к дяде. Расставаясь, молодые люди условились в десять часов встретиться в кофейне Гельдер, обычном месте собрания всех приезжих офицеров. Уверенные, что встретят там товарищей, они захотели, прежде чем явиться в морское министерство, узнать, какое впечатление произвели их приключения и известие об их смерти. Им хотелось также узнать об участи Тука и Жилиаса, их товарищей по несчастью. В назначенный час они встретились на бульваре в нескольких шагах от кофейни, знаменитой в летописях армии и флота, и крепко пожали друг другу руки, точно не видались несколько дней.

— Ну, что? - спросил Гиллуа взволнованным голосом.

— Ах, любезный друг, - ответил Барте со слезами на глазах, - я приехал вовремя: мой старый отец и моя мать умирали от горя… Говорят иногда, что великая радость убивает, но мое появление вернуло их к жизни, а моя молоденькая сестра, очаровательная Маргерита, я думал сойдет с ума от радости. Я забыл уже все мои лишения, все страдания. Когда я переступил порог родительского дома, воспоминания хлынули к сердцу, я был так взволнован, что не мог сделать и шагу.,. Потом вдруг, не знаю каким образом, забыв всякую осторожность, я бросился как сумасшедший в дом, крича: „Я здесь! Я не умер! Я здесь… " Ко мне вышла моя мать, и я без чувств упал к ее ногам. Когда я опомнился, отец прижимал меня к сердцу, как ребенка… все трое стояли около меня, и мы плакали… Ах! Гиллуа, я задыхаюсь от счастья. Я еще не оправился, говорю вам только о себе и забыл спросить вас, как вы были приняты.

— Я приехал поздно, - ответил молодой человек серьезным голосом.

— Ваш дядя…

— Умер шесть недель тому назад, оставив мне все свое состояние, около двадцати пяти тысяч франков годового дохода.

— Перед смертью он понял свою вину перед вами?

— Нет! Он умер в ту самую минуту, когда нотариус, которого он пригласил, чтобы лишить меня наследства в пользу своей кухарки, подавал ему перо для подписи. Завещание осталось не подписанным, и я получил наследство, не по воле моего дяди, а по закону.

— Это, друг мой, для вас целое состояние.

— И возможность вернуться путешествовать по Центральной Африке, которая так прельщала нас.

— Вы еще думаете об этом?

— Да, и самое горячее мое желание…

— Иметь меня спутником… Я угадал!

Они входили в эту минуту в кофейню Гельдер. Было еще рано, и не видно было ни одного знакомого лица. Кроме пяти или шести отставных офицеров, которые имели привычку наслаждаться приятностями безика с девяти часов утра до одиннадцати часов вечера, кофейня была почти пуста.

Они сели у стола. Вдруг Гиллуа, машинально взявший газету, вскрикнул.

— Что с вами? - спросил Барте.

— Прочтите, - ответил его друг, указывая пальцем на столбец, в заголовке которого находились слова:

„Доклад Тука, помощника комиссара, и Жилиаса, хирурга второго разряда, его превосходительству морскому министру".

Оба друга весело расхохотались.

— Вот, наконец, знаменитый доклад, которым Тука постоянно угрожал капитану „Осы". Мы узнаем, каким образом наши товарищи ухитрились оставить „Осу" и что сделалось с капитаном Ле Ноэлем.

Началось чтение, прерываемое каждый раз взрывами смеха, от которого молодые люди не могли воздержаться.

Тука и Жилиас, рассказав первую часть своего путешествия на „Осе", дошли до той минуты, когда капитан Ле Ноэль, преследуемый английским фрегатом, был вынужден обнаружить свое звание капитана судна, торгующего неграми [3]. Тука и Жилиас, не говоря о своих молодых товарищах Гиллуа и Барте, с этой минуты приняли на себя роль героев. По их словам, они бросились в пороховую камеру с зажженным факелом в руке, чтобы взорвать, пренебрегая своей жизнью, это логовище разбойников. Тогда вся команда бросилась на них, их заковали в кандалы и засадили в тюрьму.