Синтия Хэррод-Иглз - Черный жемчуг Страница 37

– Что вы имеете в виду? – спросила Аннунсиата, поглаживая шелковистую крутую шею кобылки.

– Она ваша, – Ральф усмехнулся, заметив ошеломленное выражение на лице Аннунсиаты. – Да, я не шучу. Ее зовут Голдени. Сейчас грум принесет седло и уздечку, так что вы сможете сесть верхом. Я сам выездил ее, и она стала смирной и послушной; и конечно, я заранее поговорил с вашей матушкой и все уладил. Она ваша, Аннунсиата, – девушка молчала, не в силах найти слова, чтобы поблагодарить Ральфа. – Теперь вы наконец сможете использовать те украшения. Вам уже пора иметь настоящую лошадь.

Пришедший грум оседлал Голдени, Ральф подсадил Аннунсиату в седло, и кобылка рысью понеслась вокруг загона. Аннунсиате показалось, что она летит, настолько эта скачка была непохожа на вялую рысцу Нода; Голдени скользила над землей, как перышко, без труда неся новую хозяйку. Ее рот оказался настолько мягким, что Аннунсиата управляла ею легчайшими движениями поводьев. Двое мужчин, улыбаясь, наблюдали за ней.

– Вместе они прекрасная пара, – произнес Ральф. – Аннунсиате сейчас самое время ездить на хорошей лошади.

– Голдени великолепна, подстать Аннунсиате, – отозвался Кит.

Ральф взглянул на юношу с сочувственным пониманием.

– Как и Аннунсиата для тебя. Кит покачал головой.

– Если бы это было правдой! Как бы мне хотелось, чтобы она тоже так считала.

– Сробеешь – пропадешь, – поговоркой ответил Ральф.

Кит печально улыбнулся и попытался оправдать свое решение:

– Когда вернется король... когда я получу назад свои земли...

– Конечно, – ободряюще отозвался Ральф. – Все будет хорошо, когда вернется король.

На рассвете 26 мая корабль «Нейсби», только что переименованный в «Короля Карла», поднял якорь и вышел из Гааги в Дувр. На нижней палубе, с кормовой стороны судна двое молодых людей, облокотившись о гакаборт с подветренной стороны, наблюдали, как убегает вдаль берег. Начинался ясный, солнечный день, обещающий быть жарким; невысокие волны плескались о деревянное днище судна, пока оно выходило из-под прикрытия залива на простор. Паруса наполнились ветром, и судно легло на верный курс, скользя вперед подобно горячему коню, пока матросы управлялись с парусами, чтобы держать судно по ветру. Волосы молодых людей, у одного – прямые и светлые, у другого – темные, спадающие непокорными локонами, – растрепал ветер. Темноволосый мужчина поднял голову и принюхался, как охотничий пес.

– Клянусь Богом и Святым Патриком, как хорошо пахнет, Нед! В этом ветре аромат Англии, такого приятного запаха я еще никогда не чувствовал!

Эдуард усмехнулся товарищу.

– Воображение подвело тебя – ветер с Ютландского полуострова. Если бы он дул с Англии, нам понадобилась бы неделя, чтобы добраться туда.

Его приятель удивленно повернулся.

– Неужели я ошибся? Нет, это невозможно! Этот ветер прилетел из Англии и снова возвращается туда, – задумчиво добавил он, – чтобы доставить нас домой. Неужели ты думаешь, что чужеземный ветер может быть таким свежим или так быстро нести нас к Дувру? Стыдись, ты говоришь, как предатель!

– О, Хьюго! – рассмеялся Эдуард. С тех пор, как он прибыл ко двору короля-изгнанника, он подружился с Хьюго Мак-Нейлом, виконтом Баллинкри. Мак-Нейл был наполовину ирландцем, наполовину французом, одним из множества изгнанных из страны пэров, слоняющихся от одного европейского двора к другому, сопровождая короля Карла. Его отец погиб, сражаясь за короля-мученика, Мак-Нейл потерял свои земли из-за вторжения войск Кромвеля, а потом был изгнан за свою веру и роялистские настроения. Такой же бедняк, как его повелитель, Мак-Нейл пытался избавиться от горечи изгнания и позора нищеты с помощью циничных шуток. Он жил в основном карточными играми и средствами любовниц, которых имел неисчислимое множество, ибо Хьюго Мак-Нейл был красив, умен и обаятелен. Он отличался свежим, почти юношеским лицом, загорелым от постоянного пребывания на свежем воздухе, роскошными темными волосами, ярко-синими глазами и очаровательной улыбкой, которой виконт пользовался весьма умело. Подобно королю, Мак-Нейл обладал неистощимым воодушевлением и энергией, а ночи, проведенные в пьянстве и за картами, за которыми часто следовали игры любовные, казалось, ничуть не лишали его здоровья и веселого расположения духа. Будучи на пять лет старше Эдуарда, виконт выглядел моложе его.

Повернувшись спиной к морю и удобно облокотившись о борт, молодые люди обратились к палубе, по которой прохаживался чрезвычайно высокий, худощавый человек в рубашке с короткими рукавами, белое льняное полотно которой контрастировало с его смоляными кудрями, спадающими на плечи. Рост короля Карла превышал два ярда; его смуглое, мрачное лицо казалось еще смуглее из-за черных широких бровей и усов. Взглянув на короля, можно было счесть его уродливым из-за толстых губ, длинного шишковатого носа и печальных темных обезьяньих глаз, но как только он начинал говорить, все подпадали под власть его обаяния, а если король улыбался, можно было удивиться, отчего до сих пор было незаметно, как он красив.

– Думаю, теперь о таком нарушении этикета ему придется надолго забыть, – проговорил Эдуард. – С прогулками в одной рубашке будет покончено.

Хьюго улыбнулся.

– Не советую тебе держать об этом пари, Нед. Как только король окажется дома, он вновь вернется к прежним дурным привычкам. Кстати, о дурных привычках: смотри, кто сейчас рядом с ним. – Они заметили, что красивая блондинка встала на пути короля так, что он был вынужден предложить ей руку. – Клянусь Богом, но у миссис Палмер сегодня утром чересчур голодный вид. Она надеется заполучить недурную добычу прежде, чем закончится этот день.

– Она очень красива, – ответил Эдуард, критически оглядывая любовницу короля. – Но я бы не хотел оказаться на месте мастера Палмера. Я не смог бы мириться с ее поведением.

– О, Роджер всецело доверяет ей, – отозвался Хьюго. – К тому же королю неприлично иметь незамужних любовниц. Он довольствуется тем, что она предлагает ему. Не стоит сочувствовать Палмеру, пожалей лучше беднягу короля – эта женщина способна пожирать рубины как виноград, и принимать бриллианты с такой же легкостью, как стакан воды.

– Он всегда может отказаться от ее услуг, если захочет. Он ведь король, – удивился Эдуард.

Хьюго покачал головой в насмешливом сожалении.

– Конечно, но боюсь, что наш повелитель страдает редкой и неизлечимой болезнью – он не умеет говорить «нет». Или, по крайней мере, не может говорить это женщинам. Он едва ли может быть тверд с мужчинами, даже с друзьями или с отъявленными мошенниками. Вот потому все мы ходим за ним по пятам, как собаки за загнанной лисой.