Мариена Ранель - Маски сброшены Страница 37

— Вам стало известно это десять — одиннадцать лет назад, — выделил Кусинин. — И, как я понимаю, все это время вы хранили втайне преступления своего зятя. Почему же только теперь вы решили его разоблачить?

Вопрос привел Элеонору Львовну в замешательство. Он был ей неприятен, но ответить на него она все же посчитала нужным.

— Тогда мне показалось, что будет лучше сохранить втайне все это, неохотно произнесла Элеонора Львовна. — Поймите меня, я защищала честь своей семьи: свою дочь и своего внука. Мне пришлось в какой-то мере возместить Полине Солевиной то зло, которое причинил ей Дмитрий Ворожеев, и она обещала молчать. А сейчас… — Княгиня сделала паузу. — Мою дочь Елизавету Алексеевну Ворожееву пытались отравить. У меня нет доказательств, но, я уверена, это дело рук её мужа — князя Ворожеева. И коли потребуется, в дополнение к моему первому заявлению, я могу сделать и заявление о попытке отравления моей дочери. Я хочу, чтобы этот человек оказался изолированным от моей дочери. И как можно скорее! Только так я могу обезопасить от него свою дочь и, возможно, даже своего внука. Поскольку, как вы сами изволили убедиться, князь Ворожеев — человек без чести и совести.

— Должен вам сказать, княгиня, что правосудие на вашей стороне.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Однако мне необходимо кое-что уточнить и перепроверить. Нет, конечно же, я не сомневаюсь в достоверности ваших слов, тем более, что имеются такие бумаги. Но для большей убедительности неплохо было бы встретиться с Полиной Солевиной.

— Делайте все, что вам угодно, — устало сказала Элеонора Львовна, только скорее! Помнится, я уже говорила вам, что предоставлю вам точное местонахождение этой женщины. Впрочем, даже лучше будет, коли я предоставлю вам её саму.

Глава четырнадцатая

Выздоровление Елизаветы Ворожеевой проходило довольно быстро, к огромной радости её близких. Казалось, самое страшное позади. Постепенно утихли: и гнев, и переживания, и эмоциональные срывы. Но тем не менее все продолжали сохранять бдительность и осторожность. Прислуга Елизаветы тщательно следила за приготовлением блюд и напитков, которые поступали к их госпоже. Владимир Вольшанский установил тайное наблюдение за домом Ворожеева. Нанятые им люди контролировали каждый шаг несостоявшегося отравителя. Алексис старался повсюду сопровождать Елизавету в её оздоровительных прогулках.

Что касается самой Елизаветы, то угроза собственной жизни и вероломство Ворожеева беспокоили её гораздо меньше, нежели её близких. Существовали иные вещи, которые она считала более значимыми для себя: это душевное состояние её сына Алексиса и история графа Вольшанского о незнакомке-призраке.

После всех ужасных потрясений и разочарований, которые довелось испытать Алексису, в его юной душе что-то умерло. Что-то, что поддерживает веру в хорошее и справедливое, и что-то, что заставляет думать, будто чистота, честность и благородство сильнее лицемерия, злобы и низости. Елизавета как никто другой понимала своего сына, потому что когда-то давно ей тоже довелось испытать то ужасное чувство, когда в душе что-то умирает.

Но хотя Елизавета понимала боль своего сына, она все же не знала, как избавить его от этой боли. И это терзало её. Ей казалось, если она откроет тайну истории графа Вольшанского, она непременно сможет помочь своему сыну. Однако выведать что-либо у Владимира об этой истории на маскараде и о таинственной девушке было довольно сложно. Всякий раз, когда она заговаривала об этом, Владимир уходил от разговора. Впрочем, оно и понятно: когда дама твоего сердца очень больна, не слишком хочется обсуждать события давно забытой истории. Елизавете ничего не оставалось делать, как отложить разговор до лучших времен.

Эти лучшие времена, как ей показалось, наступили, когда Владимир нанес ей очередной визит и с нескрываемой радостью отметил, что она превосходно выглядит, и что от страшной болезни не осталось и следа. Этот комплимент означал для Елизаветы, что пришло время действовать.

— Пройдемте в гостиную, — предложила она Владимиру. — Мне необходимо с вами поговорить.

Елизавета была очень взволнована. Она не знала с чего начать разговор, какие подобрать подготовительные фразы. Владимир тоже, казалось, хотел о чем-то поговорить с ней. Это чувствовалось в его некоторой напряженности и невнимательности.

— Благодарю вас за то участие, которое вы принимали в моей судьбе все это время, — произнесла Елизавета.

— Не нужно меня благодарить, — улыбнулся он. — Вы мне небезразличны. И вам это известно.

— Да, — немного смутившись, произнесла она. — Именно за это я вас и благодарю. За то, что вы мне встретились. Хотя в данной ситуации мне следовало бы благодарить Бога, который позволил нам встретиться.

Она замолчала, не зная, как продолжить разговор. И здесь взял свое слово Владимир.

— Елизавета, я должен вам кое-что сообщить, — произнес он серьезным голосом.

— Да, я вас слушаю, — ответила она.

— Это касается вашего… Это касается князя Ворожеева.

— Князя Ворожеева?

— Несколько дней назад его арестовали. Сейчас он находится под следствием.

— Под следствием? — переспросила Елизавета. — Но за какое злодеяние? О том, что он причастен к моему отравлению, известно лишь нашему узкому семейному кругу и вам. Но никто об этом не заявлял в полицию.

— В полицию не заявляли я и Алексис, но, возможно, заявила ваша матушка, — предположил Владимир.

— Вы не знаете моей матушки! — возразила Елизавета. — Она не сделает ничего такого, что способно хоть как-то запятнать честь семьи. Может быть, сама Немянова на него донесла?

— Если бы это была она, её арестовали бы первой, — возразил Владимир. — Как-никак она непосредственная исполнительница.

— Но откуда вам стало известно об аресте Ворожеева? — спросила Елизавета.

Владимир помедлил с ответом.

— Уж не поставили ли вы человека — следить за ним? — предположила она.

— Вы же не будете на меня сердиться за это, Елизавета Алексеевна! извиняющимся тоном произнес он.

— Нет, не буду, — улыбнулась она. — Но почему вы не сообщили мне о его аресте раньше? Ведь вы сказали, что он уже несколько дней как арестован.

— Я беспокоился за вас. Тогда вы ещё окончательно не поправились. И потом, я не думал, что для вас это столь важно.

— Этот человек является моим мужем. Его арест может затронуть мои интересы и интересы Алексиса. Неизвестно еще, что он натворил!

— Простите, я не придал этому должного значения. Мне невыносимо осознавать, что он ваш муж, и что вы связаны с ним узами. Гораздо проще думать, будто он лишь ваш ненавистный враг.