Виталий Гладкий - Тень Торквемады Страница 37

— Ну что, поехали? — спросил Глеб, просунув руки в резиновые перчатки манипулятора, находившегося внутри бокса.

— Д-давай! — Федюня даже начал заикаться от волнения.

Глеб определил, что у футляра имеется хитрый замок, и уже разобрался, как его можно открыть, поэтому все его движения были точно выверенными. Конечно, столетия не могли не сказаться на качестве металла, хотя он и не был подвержен коррозии, и с замком пришлось повозиться, — даже применить специальное механическое приспособление, — но в конечном итоге крышка футляра отвалилась, и Глеб извлек на свет ясный кусок пергамента.

— Это что за чудеса? — спросил Федюня, когда Глеб аккуратно развернул пергамент и сделал на всякий случай несколько снимков находки специально для таких случаев встроенным в бокс фотоаппаратом.

— Ничего особенного, — озабоченно ответил Глеб; в этот момент он решал, каким веществом покрыть пергамент, чтобы предохранить его от разрушения. — Это крашеный пергамент. В данном случае — в фиолетовый цвет. Например, на подобном цветном пергаменте написан так называемый «Серебряный кодекс» — рукопись перевода Библии на готский язык. Вместо чернил в «Кодексе» применили раствор серебра, а хранится он в Швеции — в Упсале. А еще в России находится греческое четвероевангелие, написанное золотом на фиолетовом пергаменте (в точности, как наша находка) — по преданию, рукой византийской императрицы Феодоры. Кроме того, пергамент красили пурпуром, индиго, в зеленый, красный, персиковый и черный цвета. Такой пергамент был предназначен для особо роскошных изданий. Между прочим, цветные пергаменты чаще всего применяли в раннем Средневековье, подражая византийским рукописям.

— Это значит, что нашей находки нет цены…

— Точно. С одной стороны, это здорово — пергамент стоит больших бабок. А с другой — кто его купит? Ему самое место в музее. Придется наступить на горло собственной песне… — Глеб тяжело вздохнул.

— Значит, зря мы рисковали жизнью, ползая по этому гребаному подземелью…

— Ну уж, рисковали… Не нужно преувеличивать. Это был не риск, а приятная во всех отношениях прогулка на пленер. Все жизнь веселей стала. И потом, у нас ведь остались ценные монеты.

— Но ты-то свое вернешь, а я? — уныло спросил Федюня.

— Извини, брат, такова жизнь, — жестко ответил Глеб. — Я подаю только по пятницам. Но во мне все еще теплится надежда, что это не конец нашей одиссеи. Нужно разобраться с этим пергаментом. По-моему, на нем нарисована какая-то карта.

— Ну так чего же ты толчешь воду в ступе?! Займись делом.

— Угу… — пробормотал Глеб и начал искать на стеллажах баночку с консервантом. — Уно моменто, сеньор…

Спустя час он уже держал в руках темно-фиолетовый пергамент, на котором ясно просматривался золотой узор в виде детальной карты какого-то острова. Специальный прозрачный воск, которым была покрыта находка, уже хорошо подсох и позволял рассматривать изображение во всех деталях.

— Это что-то новое, — озадаченно сказал Глеб и сел к микроскопу. — Ну и ну! Вот это техника!

— Что там? — Федюня нетерпеливо бегал за его спиной туда-сюда, словно ему вставили горький красный перец в одно место.

— Карта не просто нарисована, она впрессована в пергамент.

— Как это?

— А фиг его знает. Все линии изображения — это тонкая золотая проволока квадратного сечения, скорее всего, с «усом», чтобы не вывалилась из основы. Но как ее сумели вставить в пергамент, это ведь жесть. Почему так сделали, тут вопросов нет. Прорисовка краской может стереться, а золотая проволока будет хранить очертания острова вечно. Вернее, до того момента, пока не разрушится пергамент.

— Думаешь, карта указывает на место захоронения клада? — спросил Федюня и затаил дыхание в ожидании ответа.

— Несомненно! Видишь, в этом месте нарисован рыцарский щит, перечеркнутый крест-накрест четырьмя линиями, которые образовали восемь секторов. У тамплиеров этот тайный знак обозначал сокровища, драгоценные камни. По крайней мере, так утверждал Робер Шарру, известный французский писатель и исследователь старины.

— Эх, ма! — Федюня в восхищении несколько раз притопнул, словно решил прямо в лаборатории отчебучить «Камаринскую». — Живем, Глеб! Карта подлинная! Это стопроцентно! Значит, нам нужно всего лишь пойти на указанное место и забрать то, что там лежит!

— Надежды юношей питают… — Глеб саркастически ухмыльнулся. — Ты еще найди это место. Карта старинная, а за многие столетия очертания берегов сильно изменились. Здесь есть какие-то надписи, но, боюсь, что это шифр. Рыцари Ордена Храма умели прятать концы в воду. И, кстати, некоторые шифры тамплиеров до сих пор не разгаданы.

— Я уверен, ты справишься!

— Спасибо за доверие. Поживем — увидим.

Федюня вдруг нахмурился и посмотрел на Глеба с подозрением. Тихомиров-младший сразу уловил перемену в настроении приятеля и понял, откуда ветер дует.

— Стыдно, юноша! — сказал Глеб с нажимом. — Ты что, держишь меня за сукиного сына, готового за копейку удавиться?

— Ты… ты это чего?!

— Того. Вместе поиск начали, вместе и доведем до конца. Я не собираюсь прыгать в кусты. Мое доброе имя дороже мне кучи золота. Так что заткни, Федор, свои подозрения, знаешь куда?

Федюня смешался и виновато пробормотал:

— Не бери в голову… Ну, дурак я. Дурак! Меня всю жизнь обманывали. Вот я и потерял веру в человечество.

— Тоже мне, Фома Неверующий… Почти библейский персонаж. А я хоть раз тебя обманул?

— Никогда!

— Вот и смекай. Будем крутить дальше. Сейчас отсканирую карту и запущу в комп. У меня есть клевая программка, может, потянет. Хотя… Ладно, посмотрим.

Увы, программа поиска географических объектов, над которой Тихомиров-младший бился почти два года и которая уже не раз выручала его в архивных поисках, показала ему фигу.

— Железяка хренова! — злился Глеб. — Когда же изобретут искусственный интеллект?! — Он тяжело вздохнул. — Бенефис откладывается на неопределенное время. Придется мне лезть в архивы и скрупулезно просматривать географические карты. Опять архивы… — Глеб застонал, будто ему стало больно. — О-о, нет! Я думал, что хоть немного от них отдохну. Надоели!

— Может, я чем помогу? — робко поинтересовался Федюня.

— Конечно, поможешь. Отсутствием присутствия. Меня раздражает, если кто-то сопит у меня над ухом. Я не могу сосредоточиться. Так что — «гуляй, Вася». Будем созваниваться. Но ты далеко не убегай. Вдруг что-нибудь проклюнется.

— Я готов день и ночь дежурить у ворот твоего дома, — мрачно заявил Федюня. — Лишь бы дождаться позитивного результата.