Сергей Слюсаренко - Друзья бога Страница 37

Топо, впервые в жизни оказавшись в Южном полушарии, с восторгом изучал ночное звездное небо с непривычными созвездиями. Он даже попросил Ван Фогта, штурмана, научить его навигации в здешних широтах, на что тот, тоже не обремененный излишними заботами, с удовольствием согласился.

Во время занятий штурман иногда начинал странные разговоры о несправедливости бытия. О том, что все в мире уже давно досталось узкому кругу лиц, и простой человек никогда не сможет выбиться из нищеты в люди. Что-то в этих беседах Топо раздражало, и он всеми силами уходил от вязких, бессмысленных разговоров. Тем более что в рассуждениях штурмана определенно присутствовала нехорошая зависть к Андреа, любимчику судьбы в глазах Ван Фогта. Постепенно занятия со штурманом сошли на нет, и Топо в основном пребывал в блаженном ничегонеделании. Фрегат медленно обходил гигантскую, таинственную страну Бразилию со страшной и волшебной Амазонией, скрытой внутри материка.

Однажды вечером Топо услышал разговор двух моряков, сидевших в темноте батарейной палубы. Топо так и не понял, кто это был. Один из собеседников рассказывал легенду, которую он услышал от одного бразильского индейца. Легенда эта была о сотворении мира. Легенда говорила о том, что до сотворения мира были отец и сын Райру и Кару. Кару, сын, был умный, и это очень злило отца его, Райру. Много способов испробовал отец, чтобы извести сына, но ничего не получалось. Однажды отец сделал из листьев броненосца и намазал клеем его хвост. Когда сын по просьбе отца взял за хвост броненосца, то зверь из листьев затянул сына под землю. Но через несколько дней сын вернулся и рассказал Райру, что под землей он нашел много людей и что все они будут работать на них. А еще перед этим Кару из камня сделал небо. Так вот, отец простил сына, дал ему веревку и отправил за людьми под землю. По веревке поднялись много красивых людей и еще немножко некрасивых. Отец сделал краску, чтобы отличить мужчин от женщин. Тут нескладный рассказ прервался громким смехом собеседника. Рассказчик не обиделся и сказал, что из легенды слова не выкинешь. Так вот, некрасивых людей отец Райру превратил в разных животных. В общем, мир так и появился.

— А смысл в чем? — Топо не выдержал и спросил с высоты юта.

На палубе замолкли, а потом раздался голос того, кто рассказывал легенду:

— А то, что каждый видит мир по-своему. И сам придумывает, как мир появился. И каждый, если захочет, будет жить в своем мире. А подслушивать нехорошо, можно и поплатиться.

— Это кто тут мне угрожает? — Возмущенный Топо прыгнул вниз, на пушечный дек. Но никого там он не нашел.

Спустя неделю «Диссект» шел бакштагом[59] правого галса,[60] и ровный ветер не создавал никаких проблем ни команде, ни офицерам.

— Что это там, на горизонте? — Сайлер внимательно смотрел в подзорную трубу и бормотал сам себе. — Не нравится мне это. Лево руля, курс ост!

На полубаке кроме лейтенанта и Топо был только Барбаросса, который к тому времени освоился на корабле настолько, что крысы практически исчезли. Громкий приказ не понравился животному, и кот, не теряя важности, скрылся в направлении капитанской каюты.

Вахтенный офицер, а сейчас было время лейтенанта Сайруса Санториуса, принял новый курс от капитана и подал команду «К повороту оверштаг!».[61] Парусная команда рассыпалась по вантам, убирая паруса на реях и выставляя кливера, стаксели и апсели.[62] Когда фрегат лег на новый курс, обрасопили[63] реи и поставили прямое парусное вооружение, фрегат ринулся навстречу горизонту, где уже четко виднелись два корабля.

Очень скоро Сайлер убедился, что его тревога была оправданна. Там, вдалеке, шел неравный бой. Пиратский галеон с черным флагом на гроте терзал трехмачтовую шхуну под незнакомым флагом. Было совершенно ясно, что это гражданское судно. Несмотря на то что «Диссект» имел большое преимущество в скорости и маневре, сейчас оно было трудно реализуемо. Шхуна, стоявшая между галеоном и «Диссектом», не давала возможности открыть прямой огонь, а обход вывел бы «Диссект» на подветренную сторону и лишил бы его преимущества внезапного нападения. Тут к Сайлеру осторожно обратился Мокей, понимая проблемы диспозиции. Они тихонько переговорили, и Мокей отправился на пушечную палубу.

Команде был отдан приказ приблизится на тысячу футов к кораблям, где ситуация становилась критической — галеон абордажными крючьями намертво приковал к себе шхуну, и его команда готовилась к абордажу.

Пока фрегат заходил по дуге к месту схватки, с батарейной палубы подняли шлюпку, до сих пор скрывавшую мортиру, о которой вовремя позаботился Мокей. Грозное орудие чудовищного калибра, скорее уместное на бомбардирском корабле, стояло, разверзнув жерло к небу. Мокей стал манипулировать правилами, наводя мортиру. Потом по его приказу мортиру зарядили квартер-артиллеристы, которым канонир полностью доверял. Сам Мокей отмерял запальную трубку в многофунтовом полом ядре. Выдернув из палубных досок фитильный пальник, он тщательно разжег фитиль и застыл, как охотничья собака, в ожидании.

Дождавшись, когда галеон приблизился к пиратам ровно на столько, чтобы можно было открыть огонь мортирой, Мокей поднес фитиль к запальному отверстию. От чудовищного выстрела «Диссект» просел на несколько футов в воде. Мокей, оглушенный больше всех, даже не стал следить за результатом. Рассекая воздух, громадное ядро взлетело в небо и, описав дугу, сверглось прямо на галеон. Снаряд пробил палубный настил до самого трюма, где и взорвался. Над кораблем поднялась облако огня. Команда шхуны, видимо готовившаяся к последнему бою, не растерялась. Беглый огонь из фальконетов с опер-дека смел уцелевших после бомбардировки пиратов, все еще рвущихся на абордаж. Канаты абордажных крючьев были перерублены, и освободившаяся шхуна ринулась в сторону от галеона, преподнося борта пирата пушкам «Диссекта» как на блюдечке.

— Орудия, к бою! — заорал Сайлер, не отрываясь от подзорной трубы. — Первый залп книппелями![64]

Мокей, уже пришедший в себя после грохота мортиры, немедленно поднял свою команду. Служки распечатали красные кокоры,[65] извлекая картузы.[66] Заряды полетели в жерла пушек, заработали прибойники,[67] уплотняя заряд, потом последовали пыжи и, наконец, полуядра книппелей.

Медленно, словно растягивая удовольствие, открылись пушечные люки в правом борту «Диссекта», и из них, как носы хищных зверей, показались жерла пушек.