Сюсаку Эндо - Самурай (пер. В. Гривнина) Страница 38

– Ты вернешься, Ниси?

– Если вы, господин Хасэкура, едете, я последую за вами.

Бывший монах проводил их до края поля. Пыльные листья маиса колыхались на ветру, дувшем с озера. В конце поля, как бог-хранитель деревни, стояло деревянное распятие. На кресте худой человек с косами, с длинным носом и покорными глазами был похож на индейца, проданного в рабство испанцами. У его ног виднелись похожие на слезы потеки воска от сгоревших свечей.

– Каждый вечер сюда приходят индейцы. И мужчины, и женщины рассказывают Иисусу о своих горестях, жалуются на свою судьбу.

Он засунул руку за пазуху, вынул четки из плодовых косточек и истертый листок исписанной бумаги.

– Мне нечего вам подарить. Возьмите хоть это. Я написал о Спасителе.

Отказаться было невозможно. У зарослей тростника на берегу озера их терпеливо ждал индеец с ослами. Глаза ослов почему-то были похожи на глаза бывшего монаха. Он что-то сказал провожатому на незнакомом языке.

Когда они вернулись в Пуэблу, солнце уже поднялось. Стоявшие на дороге индейцы заметили слезавших с ослов японцев и внимательно посмотрели на них. Стараясь, чтобы их не увидели, они вошли во внутренний двор и тихонько заглянули в свою комнату – Танака как ни в чем не бывало протирал ножны меча.

– Ходил в Текали? Я ведь сказал, чтобы не ходил.

Он осуждающе смотрел не только на Ниси, к которому были обращены его слова, но и на Самурая. Ниси рассказал ему, что индейцы подняли мятеж, о чем они узнали от бывшего монаха.

– Неужели господин Веласко мог подумать, что мятеж испугает нас?

Это привело Танаку в негодование.

– Он решил, что мы струсим. Пойду выясню у него самого. – Вложив в ножны меч, он поднялся.

– Не нужно, – покачал головой Самурай. – Господин Веласко ловко оправдается, этим дело и кончится. Что бы он ни сказал, мы все равно обязаны ехать.

Самурай по-прежнему был убежден, что это путешествие предначертано ему самой судьбой. Пока ему ведома была лишь долина Ято, он не думал ни о чем ином, но теперь, он это заметил, в нем произошли перемены. Он вспомнил крохотное Ято, дядю, его бесконечные причитания у очага, Совет старейшин… Впервые после отъезда из Мехико он почувствовал, что не желает больше мириться со своей судьбой!

Японцы продвигались вперед очень медленно, точно муравьи, тащившие добычу. Правильнее даже сказать – не продвигались вперед, а медленно ползли по монотонному бескрайнему плато. Веласко и трое посланников ехали на лошадях, сопровождавшие их слуги, ведя тяжело груженных ослов, молча следовали за ними. На севере виднелась горная гряда, в небе, распластав крылья, кружили кондоры.

И Веласко, и трое посланников знали, что до тех мест, где подняли мятеж индейцы, еще далеко. Монотонный пейзаж: усыпанные огромными камнями холмы, растрескавшаяся от жаркого солнца земля, пересохшая река, где лежали похожие на кости огромного животного белые стволы деревьев, – но наконец эта унылая выжженная равнина кончилась, впереди расстилались маисовые поля. Как все это было похоже на мягкий японский пейзаж! Перед мысленным взором Самурая появилась долина Ято: водяные колеса гонят прохладную воду на рисовые поля. Остальные его попутчики, видимо, тоже представили себе эту родную картину, но ни словом, ни жестом не выдали себя. От жары и усталости у всех пропала охота разговаривать.

На пятый день после отъезда из Пуэблы, когда перевалили через невысокий каменистый холм, внизу, прямо перед ними, открылось удивительное зрелище. Впереди расстилались хорошо ухоженные поля, рядом стояли глинобитные хижины, окруженные соснами, которые они видели в этой стране впервые. В отличие от японских сосен у этих иглы были мягкие, но все равно сосна есть сосна.

Японцы издали восторженный крик и устремились к сосновой рощице, они ломали ветки, вдыхали их запах. Обхватив потными руками деревья, они наслаждались прикосновением к ним. Сосны издавали незабываемый запах Японии.

– В Ято, – крикнул Итискэ, обращаясь к Дайскэ, – сейчас как раз «проводы насекомых», верно?

Услыхав это, Самурай прищурился, будто рассматривал что-то вдалеке. «Проводы насекомых» – праздник изгнания вредных насекомых; глубокой ночью с факелами в руках мужчины шагают из конца в конец деревни, с запада на восток, – таков обычай.

– Как хочется домой, – прошептал Дайскэ на ухо Итискэ. – Скорее бы вернуться.

Ёдзо прикрикнул на них:

– Дурачье!

Но Самурай, подойдя к нему, покачал головой:

– Конечно, хочется домой. Когда удастся вернуться? что за страна Испания? куда мы едем? – я и сам не знаю, но надеюсь, наши труды не окажутся бесполезными.

Слушая Самурая, его люди стояли, опустив головы. Своей неподвижностью они были похожи на скульптурную группу. Вдруг из глаз Ёдзо полились слезы, он отвернулся, чтобы никто не увидел.

На седьмой день они подошли к небольшому городку – во всяком случае, это селение можно было назвать городком. То была Кордова [28].

Только что прошел короткий ливень – в тени испанских домов за белыми заборами на ветру колебались яркие, огненно-красные цветы, по небу медленно плыли золотистые облака. На крики детей сбежались все жители Кордовы.

Когда путники вступили на крохотную городскую площадь, появились узнавшие об их прибытии алькальд и местная знать. Алькальд, один из энкомьендерос, обменявшись рукопожатиями с Веласко, стал внимательно рассматривать японцев, словно это были овцы, которых привел на продажу индеец. Но, совладав наконец со своим любопытством, любезно приветствовал их, сопровождая свои слова характерной для испанцев усиленной жестикуляцией.

– Падре, – обратился алькальд к Веласко, по-прежнему не отрывая взгляда от японцев, – не объясните ли вы нам, зачем пожаловали сюда эти восточные люди?..

– Вы, я надеюсь, получили письмо из Мехико, от вице-короля? – возмущенно ответил задетый за живое Веласко. – Они являются представителями дипломатической японской миссии, и им, естественно, должен быть оказан прием как дипломатическим представителям.

Однако для дипломатических представителей японцы выглядели слишком жалкими. Во время долгого пути их одежда покрылась толстым слоем пыли, да к тому же еще они, брезгливо морщась, хранили молчание.

– Мы хотели бы пригласить их на ужин, – произнес наконец алькальд, тихо посовещавшись со своими подчиненными. Среди них не оказалось ни одного человека, кто бы знал, где находится Япония и что это за страна.

Самурай и остальные посланники подумали, что вместо ужина лучше бы поскорее лечь спать. Испанская пища, исключая Ниси, ни у Самурая, ни у Танаки не вызывала аппетита. Но Веласко все решил за них: