Княжий суд - Корчевский Юрий Григорьевич Страница 38

Воинов у Макара с Федором прибавилось. У Федора под началом стало два десятка, а у Макара — двадцать пять воинов. Оба рьяно принялись за обучение новобранцев.

— Федор, ты десятников выбери из ветеранов. А сам во главе их будешь, назначаю тебя полусотником.

Расцвел Федор. Понятно — ласковое слово и кошке приятно. А для воина повышение — признание его заслуг и ратного мастерства.

— Бери пятерых воинов и поспеши в Вологду. Письмо для княгини я отпишу. Небось, волнуется, прослышав о нападении татар под Москвой. И обратно обоз с людьми, что здесь проживали, приведешь.

— Исполню, князь! Когда отправляться?

— Завтра. — Я сумел скрыть довольную улыбку. Федор после повышения был готов рыть землю копытами, хотя я и раньше не мог пожаловаться на его рвение.

Сам же за письмо засел. Давненько я писем не писал. Так… «Доброго здравия, любезная сердцу моему княгиня, жена славная Елена…»

Письмо вышло на удивление длинным, хотя о набеге татар и их бесчинствах в Подмосковье я старался много не писать. Вкратце — о событиях в поместье, о приезде Федора Кучецкого, о делах по защите поместья, а также о том, что с Федором назад обоз с людьми отправить надо. Вот и получилось на целых две страницы.

Утром Федор с ратниками уехал, увозя мое послание.

Я заметил — как-то так получалось в жизни, что наиболее важные дела я поручал Федору, а не Макару. Ну что делать — соперничают они, ревностно следят, к кому больше я благоволю, хоть я старался держаться ровно с обоими десятниками.

Да и как их можно сравнивать. Федор появился у меня на службе раньше, прошел со мной не один боевой поход, и не без оснований считал, что главнее и ближе ко князю — он. Макар же более образован, воспитан, может быть, даже в чем-то по жизни и более опытен. И преимущество его в том, что он не холоп, хоть и боевой, а из боярских детей. Потому он себя и ставил выше Федора.

Я же считал так: они оба воины, а в сече опасность поровну обоим достается, и случись непоправимое — и Федор и Макар в лицо смерть примут. И я тоже не исключение. Потому боевых товарищей своих на голову выше остальных своих людей считал — даже того же Андрея, управляющего имением на Вологодчине.

Хоть и разворотлив и сообразителен Андрей, но смерти в глаза не смотрел, со мной рядом в атаку на ворога не ходил, не мок под дождем на голой земле на ночлеге. А более всего роднит именно сеча — только в боевом походе боярин мог из одного котла с холопом есть, не роняя своего достоинства.

В Москву бы съездить после важных событий, потрясших столпы государства, узнать у Кучецкого — что да как на Руси делается. Ведь одни и те же события видятся сверху не так, как со стороны. Итальянцев опять-таки пошевелить надо, стройка стоит. Пусть и с моей подачи — сам просил повременить с домом. Зато теперь — пора вернуться к стройке.

Ко мне подбежал один из караульных.

— Князь, там тебя требуют.

— Кто смеет?

— Прохожий какой-то.

— Гони его взашей, требовать у себя дома будет. Караульный убежал, но вскоре вернулся.

— Не уходит.

— Плетей всыпь, коли слов не понимает. Или я тебе сам плетей всыплю, коли с такими мелочами мне докучаешь.

Караульный поежился и на всякий случай отошел от меня на пару шагов.

— Еще он говорит, что знает тебя.

Это становилось уже интересно. Заинтригованный, я пошел к воротам.

Завидев меня, второй караульный отворил воро-тину.

Передо мной в страшно грязном и изорванном донельзя кафтане стоял мужчина лет тридцати. Что меня удивило, так это висевшая на поясе сабля. Голова непокрыта, но на ногах — разбитые сапоги.

Я всмотрелся в лицо. Обросшее и грязное, но что-то определенно знакомое угадывается.

Прохожий склонил в поклоне голову:

— Здравствуй, боярин. Караульный у ворот заметил:

— Князь он, князь!

— Здравствуй, человече. Прости — сразу признать не могу, хотя поручиться готов: виделись мы ранее.

— Ну, слава богу, признал. Воевал я под твоею рукою, боярин, на Оке. Помнишь Крюково? Ты воеводою Сводного полка был.

Ну точно, вот откуда лицо его мне знакомо! Что мне сразу в нем понравилось, так это сабля на боку. Сам — оборванец оборванцем, а саблю не бросил, не потерял, не продал, не пропил.

— Пошли ко мне, поговорим.

В избе я усадил оборванца на лавку.

— Рассказывай. Сказывай о себе, кто ты, какая нужда ко мне привела?

— Боярин Кочкин я, из служивых. Род мой хоть и старинный, да небогатый. Деревенька на кормление была, да невелика только — четыре двора. Аккурат между Владимиром и Нижним Новгородом. Напали татары, деревню пожгли, холопов — кого убили, кого в полон погнали. Сам едва ноги унес, в лесу прятался. В Коломну пошел, а тут и войне конец. Ну, думаю — хоть в этом повезло, в Москву пойду, в услужение наниматься. А тут ты на глаза попался — с ратниками мимо проезжал. Куда мне без коня за тобой угнаться? Выспросил у ратных людей, где боярин Михайлов обретается. Мне и подсказали. А в этот же день к вечеру татары на приступ пошли, город запалили. Народу сгинуло — тьма! Опять повезло — живой остался. Вот, насилу тебя нашел.

— Как звать-то тебя, боярин?

— Глебом.

— Зачем же ты меня искал, Глеб?

— Под твоею рукою ходил, в сече тебя видел. Знаю — боевой боярин, сам поднялся, не придворный хлыщ. Потому у тебя служить хочу.

Хм, такого поворота я не ожидал. Думал — еды попросит, одежонки. А ведь ей-богу бы помог!

Пока он говорил, я приглядывался к нему и вспомнил его все-таки.

— У тебя ведь двое боевых холопов было?

— Двое, — подтвердил боярин.

— И ты на правой стороне холма стоял, у лощины?

— На правой, — кивнул Глеб.

— Вспомнил я тебя. Присмотрелся и вспомнил.

Я замолчал, раздумывая. Боярин начал беспокоиться:

— Ну так что? Князь, я не подведу!

— Не о том я думаю. На службу — беру! Избу отдельную выделю, хотя и сложно с жильем. Беженцев много пустил, да своих холопов из поместья под Вологдой днями привезут — обоз целый. Вот о чем думки мои. Одежу новую купим, только повремени немного. Коломна-то в руинах, торга там нет. А у меня — сам понимать дол жен, нет здесь никаких припасов. Едва только несколько дней назад от татар свой острог очистил, благо — спалить не успели. Жалованье кладу пока невеликое — десять рублей серебром, коня дам. Негоже служивому боярину пешим ходить. Сабля у тебя есть. А нож?

— Нет ножа, в схватке потерял, ножны только при мне и остались.

— Ну, это дело наживное. На условия мои согласен?

— Согласен, князь. Я бы и раньше под твою руку отошел, да деревенька моя уж больно далеко от поместья твоего была. А теперь и вовсе нет ничего.

— Пойдем, избу выделю.

Я выбрал в ряду самую небольшую избу. И не потому, что боярина унизить хотел, просто когда обоз из Вологды придет, народу будет много, и всех под крышу селить надо. Я мысленно прикинул — воинов получалось почти полсотни, беженцев — столько же, детишек — двадцать, холопов с обозом прибудет человек семьдесят, и выходило около двухсот человек. Изначально я и не рассчитывал, что в моем имении будет столько людей.

Значит, новые избы ставить надо.

Два дня я решал насущные вопросы, из которых главный — питание. Готовить было кому, с женщинами перебор даже. Проблема в другом — из чего? И взять негде продукты, деревни вокруг разорены. Коломна вместе с ее богатым торжищем сожжена. Вот и думай, князь, где муки да крупы да маслица раздобыть. Напуганное войной зверье разбежалось. И охотники добычу теперь не каждый день приносили. А и принесут зайца, что он один — всех сытыми сделает? Рыба выручала покамест. Рыбаков своих я освободил от всех тягот — только они пока не давали людям ослабнуть от недоедания. В первую очередь — детишкам, остальным — поровну. Скудновато выходило, но и поправить стол я пока не мог. Надо в Москву ехать, к Федору зайду, на торге Глеба Кочкина приодену и продуктов куплю.

Тянуть не стал. Оставив поместье на Макара, утром выехал. Обоз из трех подвод трофейных за нами тянулся. Впереди я, обок с боярином, позади — четверо ратников, все русины. В сече я их уже видел — опытные воины.