Восстание - Саймон Скэрроу Страница 38

Ближе к вечеру он вышел из-под колесницы, чтобы взять принесенную ему миску с жидким рагу. Он сидел на задней части колесницы и ел. Ему хорошо был виден плетеный человек на вершине холма, где произошел поединок. Каркас уже был готов и возвышался, словно огромный скелет, на фоне неба. Несколько человек работали, обвязывая ветки вокруг рамы, в то время как другие складывали хворост у основания конструкции. Когда он будет завершен, его высота составит около десяти метров, а когда его подожгут, пламя будет видно на многие километры в округе. Его смерть послужит местью за поражение иценского чемпиона, и в то же время, благодаря своей победе, он станет прекрасной жертвой их богу, который, как говорили, имел особый вкус к сожженной плоти воинов-героев.

Он задумчиво посмотрел на плетеного человека. Было ясно, что его должны были сжечь заживо только после того, как он подвергнется самым жестоким пыткам, которые только могли себе представить друиды. Смерть была бы милостью, но перспектива смерти через жертвоприношение вызвала у него дрожь по спине. В детстве он видел, как преступников сжигали на кострах в Риме, и вспоминал, как слышал, что иногда их охватывал дым, и они быстро умирали. В противном случае они умирали медленной смертью среди пламени, крича в агонии, пока их легкие не сгорали. Он не собирался подчиняться такой судьбе, пока еще мог сражаться. Но для этого ему нужно было освободиться. На этот раз его руки и лодыжки были скованы, и он был привязан к колеснице короткой веревкой, надежно закрепленной.

«Однако не все потеряно», - подумал он, доедая похлебку, затем слез с колесницы и занял свое место под ней. Помимо укрытия от солнца и случайных метательных снарядов, брошенных в него проходящими мимо бриттами, у Макрона была веская причина найти место, где он мог бы полежать спокойно и тихо. Он почувствовал твердые линии ножа на своих ягодицах, где он лежал между его плотью и складками набедренной повязки. Потребовалось всего лишь мгновение, чтобы подкатиться к лезвию и вытащить его из травы, куда женщина уронила его, прежде чем скользнуть им вдоль поясницы, где он с тех пор был припрятан. Хотя он и сохранял неподвижность, насколько это было возможно, острие все же несколько раз задело его ягодицу, но ему было достаточно легко перенести этот дискомфорт.

По мере того как день тянулся, он почувствовал тяжелую тишину в воздухе, когда слабая дымка закрыла небо. Казалось, период хорошей погоды подходил к концу. Солнце опустилось к западному горизонту, и косые лучи осветили пейзаж и раскинувшийся на нем огромный лагерь мятежников. Он мог различить темную полосу облаков на севере, и пока он смотрел, он увидел вспышку молнии, паузу, а затем приглушенный раскат грома. Он коротко улыбнулся. Если ему повезет, гроза пройдет прямо над лагерем повстанцев и отвлечет от него внимание. Он улыбнулся при мысли, что оно также насквозь промочит и плетеного человека, и хворост, сложенный у его ног. Более того, если бы шел сильный дождь, размокшая земля превратилась бы в трясину под ногами, копытами и колесами повстанческого войска. Они не добьются особого прогресса (если он вообще будет) до тех пор, пока земля не высохнет, что даст жителям Лондиниума немного больше времени. Он надеялся, что Петронелла и его мать уже покинули город, но было много других, кто остался из чувства долга, нежелания оставлять свое имущество, болезни или немощи, а также тех, кто надеялся продержаться достаточно долго, чтобы заняться грабежом домов тех, кто уже бежал до прибытия мятежных бриттов. Это также позволило бы наместнику Светонию выиграть время, чтобы собрать свои силы для противостояния повстанцам.

Мгновение спустя упали первые капли дождя.

- Пусть дождь будет яростным, - яростно пробормотал Макрон.

Свет быстро померк, хотя до сумерек оставалось еще несколько часов, и дождь шипел тусклым мерцанием, время от времени освещаясь вспышками молний. Гром следовал за ними, потрескивая и грохотая, прежде чем разразиться рокотом, который отзывался в телах тех, кто находился на открытом воздухе, и заставлял их бежать в поисках укрытия. Ветер все усиливался, и по лагерю раздавались крики и визги, пока повстанцы пытались найти убежище. Те, кто урвал себе палатки или сделал импровизированные укрытия, боролись за то, чтобы их не сорвало ветром от креплений на деревьях или колышков и не унесло во тьму ночную. Среди лошадей и тяглового скота царило смятение, а ржание, рев и лай конкурировали с криками людей и испуганным плачем детей.

Макрону было мало комфорта под днищем колесницы, поскольку вода капала через щели между досками прямо над ним. Тунику ему не вернули, а обнаженное тело было открыто прохладному ветру и лившему на него дождю. Все то время пока солнце садилось, он лежал и дрожал. Однако его настроение поднялось. Такая буря пошла на пользу ему и Риму и во вред их врагу. Поскольку буря продолжала бушевать, несколько воинов, которым было поручено охранять его, отступили в палатки, сгруппированные вокруг палатки Боудикки, а из трех оставшихся бриттов двое прижались к стволу дуба в двадцати шагах от него, а последний остался охранять колесницу, несомненно, вытащив короткую соломинку.

Макрон протянул скованные руки к пояснице, кряхтя от напряжения. Пальцы его правой руки проникли под складки набедренной повязки и под тугую веревку, которая их удерживала. Затем кончик его указательного пальца нашел металл короткого лезвия, и он провел рукой вокруг ножа, пока не получил хороший захват, прежде чем высвободить его из набедренной повязки и поднести к себе.

Прежде чем продожить, он отдохнул, чтобы убедиться, что его движения не привлекли чьего-либо внимания. Ноги воина, стоящего рядом с колесницей, не двинулись с места. Перевернув нож, он приставил рукоять к концу штифта, которым железный обруч был скреплен вокруг его левого запястья, затем отвел его назад и сильно ударил. Звук был пугающе громким для его ушей, и он замер, глядя на охранника. Мгновение спустя раздалась еще одна ослепительная вспышка молнии и почти сразу же послышался оглушительный раскат грома той грозы, разбушевавшейся прямо над головой. Макрон ударил снова и снова, а затем остановился, когда раскаты грома затихли. Ощупывая пальцами, он почувствовал, что головка штифта теперь находится на одном уровне с запорной планкой.

Теперь началась самая сложная часть. Приложив острие ножа к штырю, он начал прижимать его настолько уверенно, насколько мог, помня о том, какую травму он мог нанести себе, если лезвие соскользнет и острие вонзится в его левую руку. Сначала штифт держался