Станислав Пономарев - Быль о полях бранных Страница 38

— Об этом стоит помыслить, — после некоторой паузы сказал великий князь. — Видать, посол Арапши-хана с тем же к нам прибыл?

— С чем же еще! — подтвердил Семен Мелик.

— Ты отдыхал ли? — спросил воеводу хозяин Москвы.

— Не до того было, — махнул рукой Семен. — Да не думай ты о том, княже. Привычный я. Не впервой. Говори, чего надо?

— Тогда оденься понаряднее и к обеду будь в стольнице. — Князь помедлил мгновение: — Нет, лучше сюда приди, как только стемнеет. Здесь посла Арапши-хана примем тайно, чтоб Мамаевы люди не прознали. И молчи об этом, ибо и моим болярам не все знать надобно: языки у иных почище помела. Разве что Алексия[87] позовем. Итак, к вечеру будь здесь. А теперь иди, отдохни малую толику.

— Все исполню, княже. Все, как ты повелел, — откланялся воевода.

— А ты, Володимир, посла Арапши-хана так ко двору моему приведи, чтоб ни одна душа про то не прознала.

— Понятное дело. А с Мамаевым мурзой как быть?

— Того явно зови. К полудню и доставь с почетом в большую стольницу. Думу болярскую позови, митрополита. Подарки Мамаю приготовь. Послушаем, что нам посол его пропоет. Видать, тож про пайцзу Джучиеву сказывать будет. Вон оно как Мамаю хочется быть всевластным повелителем юрта Батыева[88].

— А что в подарок дать?

— Не скупись. Ибо не оскудела еще Русь мехами, каменьями самоцветными, златом да серебром. Однако ж по разговору видно будет, дадим мы татарам дары те или проводим несолоно хлебавши. Дань погодную Орде заплатили, чего еще?

— Добро. Пойду объявлю волю твою болярам...

Великий Князь, оставшись один, задумался: «Кому из двух противников отдать пайцзу Джучиеву, раз уж она так им обоим нужна? Мамай, он как скала, двадцать лет правит почти всей Ордой, сменяет и ставит салтанов. Все правобережье Волги до Днепра в его руках, и Таврия тоже. Не дай бог обидеть такого! Мамаю ничего не стоит двинуть на Русь несметное войско. А может, пусть нападает: пора настала померяться силой и сбросить с себя тяжкую опеку ордынскую?.. Нет! Рановато еще. Надобно разжигать усобицу среди татарских ханов. И Арапша, похоже, ныне самый подходящий человек для замятни[89]. Ежели ему отдать пайцзу, он вернет на Русь более десяти тысяч пленников, половина из которых к битве способна, а сам обещается силы свои ратные на стольный град ордынский обрушить. Мамаю тогда не до Руси станет... Только бы не обмануться. Ну, да воеводы мои да боляре себе на уме, в обман не дадутся!»

— Эй! Кто там есть?! — позвал Дмитрий. Дверь распахнулась, на пороге возник стражник.

— Найди воеводу Боброка. Пускай тотчас идет ко мне.

Дозорный молча поклонился и исчез за порогом, бесшумно притворив за собой дверь.

Плотный, коренастый русобородый военачальник средних лет не заставил себя долго ждать — был неподалеку.

— Приказывай, княже! — пробасил он почтительно.

— Вот что, Волынец! — встал ему навстречу Великий Князь. — Снаряжай дружину из тысячи конных ратников и езжай немедля в Нижний Новгород...

Боброк удивленно взметнул густые брови. Дмитрий Иванович понял немой вопрос:

— Зима на носу, ведаю. Да время не ждет. Арапша-хан хочет нам пленных передать, примешь их. Следом за тобой будет воевода Семен Мелик. Он объяснит, что к чему. Там примешь под свое начало дружину Родиона Осляби. Сей славный муж стоит в крепости Засечный Брод на реке Сереже.

— Когда выступать?

— Завтра поутру.

Глава вторая

Киличи Мамаевы

Сразу после полудня в княж-терем прибыли посланники всесильного эмира Мамая — Усман-Ходжа и военный советник тумен-баши Кара-Буляк, брат царствующего султана Золотой Орды Мухаммед-Буляка Гияс-ад-Дина...

Снаружи терем Великого Князя Московского и Владимирского не восхитил татарских мурз и их телохранителей: обширное деревянное строение с позолоченными маковками прилепилось к белокаменной стене Кремля, ограждавшей детинец со стороны Москвы-реки.

«По-видимому, урус-коназ Димитро может подняться на стену прямо из дворца», — подумал Кара-Буляк, определив такую возможность глазами военного человека.

Терем татар не восхитил, а вот сами стены детинца с четырьмя угловыми башнями и тремя окованными железом дубовыми воротами, широкий ров с водой и пятисаженный земляной вал перед ним изумили и заставили призадуматься.

Много раз подходили к этим стенам враги, но ступить силой на улицы Москвы не удалось никому...

Белокаменную ограду вокруг Боровицкого холма руссы воздвигли всего за три месяца — с января по март 1366 года. Было то сооружение немалой длины — более двух верст. Великому Князю Московскому и Владимирскому исполнилось тогда всего шестнадцать лет от роду. И такой размах в деяниях и мыслях! Ведь тем самым князь-отрок уже восстал против законов Золотой Орды...

— Если коназ Димитро поставит на стены пушки, этот город будет совсем неприступным, — заметил Кара-Буляку мурза Усман-Ходжа.

— А где он их возьмет? — скривился тот в пренебрежительной усмешке. — Пушечных мастеров у коназа нет. Они только в Бухаре да у генуэзцев. Кто из них сюда пойдет? Нет в Урусии и столько меди для такого сложного ремесла.

— Как нет мастеров и меди?! — возмутился более образованный и дальновидный Усман-Ходжа, и даже заплывший под синяком глаз его широко раскрылся. — А из чего коназ Димитро колокола льет для своих мечетей? И кто это делает, а?! Урусские ловкие мастера! Пушку легче отлить, чем колокол. Я видел у них на главной мечети в Ульдемере[90] колокол весом в пятьдесят батманов[91], а может быть, и больше!

— Пусть. Но урусы не знают, как делать порох, — снисходительно заметил Кара-Буляк.

— Не знают?! Ха! В прошлом году урусы заставили Хасан-бея большую дань заплатить Урусии, пушку одну увезли в Мушкаф и оставили в Булгаре ал-Махрусе своих сборщиков дани. Порох от них тогда скрыли: сказали, что сожгли весь. А долго ли научиться смешивать селитру, серу и древесный уголь, скажи?

— И все-таки своих пушек у коназа Димитро еще нет, — упорствовал брат султана.

— Значит, они пока не нужны ему. А как понадобятся... А-а, чего с тобой спорить, — махнул рукой мурза Усман-Ходжа. Скажи лучше, как ты думаешь: отдаст нам коназ Димитро пайцзу Джучи-хана или нет?

— А есть ли она у него? — усомнился Кара-Буляк.

— Ты что-о?! — вытаращил глаза килича. — Разве стал бы Мамай-беклербек посылать нас в Мушкаф, если бы не был уверен в этом твердо? Вот только бы не отдал урус-коназ этот волшебный талисман паршивому недоноску Араб-Шаху.