Мишель Зевако - Коррида Страница 38

Но бык разгадал этот маневр.

Двух уроков подряд ему оказалось достаточно.

Итак, как и в предыдущих случаях, бык помчался вперед. Однако именно в то мгновение, когда всадник повернул своего коня, бык тоже повернул и совершенно неожиданно оказался справа от человека.

Результат этого непредвиденного поступка животного был ужасающим.

Грудь коня очутилась как раз перед бычьими рогами; бык приподнял его, оторвал от земли и с неукротимыми яростью и силой отбросил в сторону.

Всадник, который нагнулся к шее лошади, привстав на стременах, и перенес всю тяжесть своего тела вперед, желая вложить как можно больше мощи в тот удар, который он собирался нанести, вонзил копье в пустоту и потерял равновесие; столкновение было столь сокрушительным, что Красную Бороду вышибло из седла, он перелетел через холку коня и даже через самого быка и тяжело рухнул на песок вблизи ограждения, где и остался лежать неподвижно, очевидно, потеряв сознание.

Неистовый вопль вырвался из тысяч глоток потрясенных зрителей.

Тем временем бык расправлялся с конем. Помощники Красной Бороды разделили между собой задачи: пока одни бросились на помощь хозяину, другие старались отвлечь от него внимание опьяневшего от ярости животного, чей гнев при виде пролитой крови все усиливался. Ибо, невзирая на то что бока коня охранял железный панцирь, бычьи рога пропороли ему брюхо, и из широкой, зияющей раны вывалились кишки.

Поднять человека, обладающего весом Красной Бороды, было делом нелегким, тем более что вес великана еще увеличивался из-за доспехов. И все-таки все могло бы кончиться благополучно, если бы сам он помог тем, кто жертвовал собой ради его спасения. Но несчастный всадник в своих железных доспехах, оглушенный сильнейшим ударом, и впрямь потерял сознание и, следовательно, ничем не мог себе помочь.

Таким образом, людям великана пришлось отказаться от попыток поставить своего хозяина на ноги – им надо было постараться немедленно вынести его за пределы арены. К счастью, ограда была рядом, и четырем мужчинам, хлопотавшим вокруг него, возможно, удалось бы, невзирая на свой страх перед разъяренным быком, осуществить свой замысел и перетащить хозяина в безопасное место, если бы у быка не было своего собственного плана и если бы он не стремился к осуществлению этого плана с прямо-таки ошеломляющим упорством.

Мы уже говорили, что животное затаило злобу на эту массу железа, помня, что именно она нанесла ему болезненный удар.

И вот тому лишнее доказательство.

Бык уже поразил коня. Не обращая внимания на то, что происходило вокруг него, не поддаваясь на ловушки, расставляемые ему помощниками Красной Бороды (их целью было завлечь быка подальше), тот набросился на несчастного коня с яростью, которую невозможно себе вообразить.

Но, разрывая и топча его, бык не забывал и всадника, теперь беспомощно распростертого на земле.

Расправившись с лошадью, бык отвернулся от груды окровавленного мяса и взглянул туда, где упал человек.

Вот еще одно доказательство того, что у быка был свой план мести, осуществляемый им с поистине удивительной последовательностью: все попытки помощников Красной Бороды отвлечь его внимание от их хозяина провалились самым жалким образом.

Время от времени бык отклонялся от своего пути, чтобы отогнать докучавших ему людей. Но как только он обращал их в бегство, он уже не продолжал преследования и с ожесточением возвращался к раненому – теперь стало совершенно ясно: он хотел во что бы то ни стало прикончить его.

Слуги Красной Бороды, видя, что бык, разъяренный до чрезвычайности, нападает на них, видя всю тщетность усилий, предпринимаемых их товарищами, почувствовали, наконец, что им и самим грозит опасность, смирились со случившимся, бросили своего господина и поспешили убежать к ограждению и перелезть через него.

И тут у всех зрителей, замерших в тревоге и ужасе, вырвался громкий призыв о помощи. У многих из тех, кто считал себя человеком выносливым, уже при виде ужасающей расправы, учиненной над несчастным конем, не выдержали нервы. Некоторые знатные дамы лишились чувств, некоторые вдруг принялись страшно кричать, словно гибель нависла и над ними тоже.

На арену высыпала толпа храбрецов – людей, безусловно, мужественных и движимых лучшими побуждениями; но они действовали беспорядочно, в невыразимой сумятице, держались на разумном расстоянии от быка, и единственное, что им в итоге удалось сделать, – это еще больше раздразнить быка своими воплями и бессмысленной суетой.

Только чудо могло спасти Красную Бороду. Скоро это стало ясно всем присутствующим.

Король в своей ложе слегка повернулся к Эспинозе и холодно промолвил:

– Я полагаю, что вам надобно будет подыскать мне нового телохранителя.

Это все, что он нашел нужным сказать о человеке, который верой и правдой служил ему на протяжении многих лет.

Эспиноза так же холодно поклонился королю в знак того, что понял повеление и скоро возьмется его исполнять.

Тем временем бык приблизился к человеку, по-прежнему распростертому на земле. Единственный шанс на спасение, еще остававшийся у раненого, заключался теперь в крепости доспехов и в переменчивости настроения у нападавшего животного. Если бы бык ограничился всего лишь несколькими ударами, человек еще мог бы на что-то надеяться – сильно изувеченный, быть может, превратившись в калеку, он мог бы все-таки выжить, оправившись от ран. Если же бык продемонстрирует такое же ожесточение, как и в случае, когда он добивал коня, то никакие доспехи не сумеют противостоять подобным неистовым ударам. Бык не отступится до тех пор, пока человек не превратится, как ранее конь, в кровавую кашу.

И вот теперь лишь несколько шагов отделяло быка от его неподвижного врага…

Многие уже закрыли глаза, не в силах видеть чудовищную картину расправы; над ареной зазвучали вопли ужаса и отчаяния; смятение и сумятица царили среди людей, мечущихся на почтительном расстоянии от быка, близкого к достижению своей цели.

В этот момент по толпе пробежал необычайный, шум, не имевший ничего общего с теми криками, которые до сих пор сотрясали воздух.

На скамьях, в окнах, на балконах – повсюду зрители вскакивали, растерянные, в полном недоумении, пытаясь во что бы то ни стало разглядеть, – даже если при этом они мешали соседу, – что же происходит. Громкий приветственный клич прозвучал на трибунах, прокатился среди стоящих простолюдинов, которые толкались и вытягивали шеи, чтобы видеть получше, звонко отозвался под аркадами площади и на прилегающих улицах:

– Слава, слава храброму дворянину!

Такой же трепет любопытства и надежды был заметен и на королевской трибуне – все сановники на время позабыли о строгом этикете и, толпясь позади короля, приблизились к балконным перилам.