Владимир Андриенко - Гладиаторы Страница 39

— Выживет, но при хорошем уходе. У Кирна крепкий организм. И переломов у него нет. Хотя я думал, что он весь переломан, так молотил его этот рутиарий. Бог спас его.

— Чей бог?

— Бог один, — произнес свою обычную фразу Давид.

— Значит твой бог? Но твой бог бы не стал помогать Кирну. Кто еще поносил его больше грека? Кто оскорблял тебя?

— Это не важно. Христос милостив и все простит если покаяться. И у него на Кирна есть свои планы. Поэтому он его и спас.

Грек пришел в себя только через сутки. Увидев у своей постели Давида, он тихо спросил:

— Ты?

— Ничего не говори, Кирн. Я снова омыл твое тело и намазал тебя мазью. Скоро твои ушибы пройдут, и ты снова станешь на ноги, друг.

— Но почему… ты возишься…. со мной? — прошептал раненый.

— Ты был болен, друг, а я от матери унаследовал искусство врачевания. Мой долг помочь ближнему, который нуждается в моей помощи.

— Но я ненавидел тебя. Я постоянно оскрблял тебя.

— Это ничего. Ты был слеп. Но ты прозреешь. Ты был спасен господом от смерти.

— Спасен?

— Тебя избил рутиарий Квинт железной палкой. Все думали, что он переломал тебе все кости. Но у тебя нет ни одного перелома. Только ушибы и синяки.

— Я чувствую боль…

— Это естественно. Но это скоро пройдет. Еще несколько дней и тебе станет легче. Я выхожу тебя. Я могу быть не только отличным врачом, но и отличной сиделкой. А сиделка и врач — отличное сочетание, не так ли?

— Да. Мне повезло с сиделкой….

Слова Давида подтвердились. После нескольких дней лечения гладиатор стал на ноги и сделал несколько шагов по казарме, опираясь на плечо иудея.

В этот момент к ним приблизился фракиец Келад. Он долго мялся и ничего не мог произнести, но, наконец, выдавил из себя:

— Прости меня, друг. Я не хотел подвести тебя под палку этого человека.

— Что там говорить. Я ведь жив и, чрез немного времени снова стану в строй.

— Да, — поддержал Кирна Давид. — Все хорошо, что хорошо кончается. Да не твоя вина в том, что так получилось. Не ты же его избивал.

— Не я, — ответил Келад. — Но я стоял и смотрел. Я испугался вмешаться.

— А чтобы дало твое вмешательство? — с горечью бросил Кирн. — Ничего бы это не дало.

— Я такой же раб, как и вы. Ничуть не лучше. Простите меня, друзья.

Кирн протянул фракийцу руку и тот горячо пожал её. Так началась новая дружба, скрепленная кровью.

Но самое странное произошло после. Кирна словно подменили, и он стал слушать проповеди Давида. Их часто видели вместе, и они оживленно беседовали, забыв обо всем на свете. С этих пор нападки грека на иудея прекратились, и, однажды, Децебал увидел, как они оба стоят на коленях и умильно молятся невидимому христианскому богу…

….Другие гладиаторы после инцидента стали много осторожнее и усиленно занимались боевой подготовкой, боясь не угодить грозному рутиарию Квинту.

Но не все простили плачу обиду. Трое собрались в таверне "Борода Агенобарба" по прямому разрешению Акциана и горячо обсуждали дальнейшие планы.

Это были Юба, Децебал и фракиец Келад.

— Ну что ты теперь скажешь, Юба? — спросил Децебал, разливая велитерское вино по кубкам. — Хорошо быть гладиатором, кумиром толпы?

Нубиец ничего не ответил, а только залпом осушил свой кубок.

— Нужно убить этого Квинта, — предложил фракиец. — Такого прощать нельзя.

— Убить? — нубиец и дак посмотрели на товарища.

— Именно убить. Но по-умному, не в казармах. Можно воспользовавшись тем, что пред играми, ланиста часто станет отпускать нас в город, подстеречь его и прикончить.

— Это крайне опасно. Не каждый день в Помпеях убивают рутиариев. Подозрения сразу же падут на нашу школу, и они станут искать, кто бы это мог сделать и найдут. Разве многих отпускают в город? — возразил Децебал. — На тех, кто выходил из казарм и падет первое подозрение.

— Это да, но не совсем так. Могут подумать и на грабителей. Мало ли убивают в городе с целью грабежа?

— Это слишком опасно и мы не станем так рисковать. Какой грабитель нападет на рутиария и тем более на Квинта? Что у него можно отнять? А вот на его меч можно напороться свободно. Грабители таких клиентов не жалуют. Гораздо проще обобрать жирного всадника с кошельком полным сестерциев.

— Децебал прав, — поддержал друга Юба. — Убить одного рутиария и получить взамен иного? А окажется ли он лучше? Ты мало в гладиаторах, и не знаешь, что все рутиарии редкие собаки.

— Вот именно. И наши проблемы совсем не в одном рутиарии, хотя я совсем не прочь выпустить Квинту кишки. Мы должны подумать о том, чтобы в будущем ни один рутиарий не посмел тебя ударить.

— И что мы можем сделать для этого? — спросил фракиец.

— Что? — Децебал посмотрел на товарищей. — Некогда твой земляк, Келад, знал, что делать. Это был фракиец по имени Спартак.

— Спартак? Ты говоришь Спартак? Я знал человека с этим именем. Он шел с рогатиной на медведя. В одной из схваток медведь оторвал ему правое ухо. Мы с ним побились, однажды, об заклад, кто больше вина выпьет, и, я тогда перепил его! — фракиец снова осушил кубок.

— Да погоди ты, Келад. Этот совсем не тот Спартак, — успокоил товарища Юба. — Этот человек жил много лет назад и давно умер.

— Да? Но для чего тогда ты, Децебал его вспомнил?

— Спартак некогда поднял восстание гладиаторов и потряс основы римской империи. Сейчас о нем запрещено говорить под страхом смерти и это еще одно доказательство того, что римляне его бояться даже теперь. Я видел его имя на стене карцера, когда сидел там.

— В нашем карцере Спартак сидеть не мог. Он был рутиарием в школе Лентула Батиата в Капуе, — возразил даку нубиец.

— Ну, может и так. Но это совсем не важно. Значит, кто-то другой написал имя знаменитого фракийца на стене нашего карцера. Дело не в этом. Он сумел поднять гладиаторов на борьбу с ненавистным Римом.

— И что ты предлагаешь? — Юба снова разлил вино по кубкам. — Не пойти ли по следам Спартака?

— А почему бы и нет? — спросил Децебал. — Это наш путь к свободе. Или ты еще надеешься получить её от римской толпы?

— Надеялся. Но теперь я думал совсем о другом. Не о восстании конечно, но о побеге.

— О побеге? — в один голос спросили дак и фракиец. — Да разве можно отсюда сбежать?

— А почему нет? — Юба внимательно посмотрел на товарищей.

— Ты, наверное, шутишь? — Децебал отмахнулся от друга. — За тот год, что я в Помпеях, из нашей казармы бежало шестеро, и все были пойманы. Они прокляли тот час, когда им пришла мысль о побеге. Наш ланста крут только по отношению к беглецам. Акциан не любит терпеть убытки. Вспомни недавний случай с Кирном.