Эд. Арбенов - В шесть тридцать по токийскому времени Страница 4

Сейчас это — прошлое. О нем можно вспоминать без особых эмоций. Можно даже иронизировать по поводу несоответствия человеческих желаний и человеческих возможностей. Сожалеть о том, что судьба не столкнула их в течение двадцати лет, не дала скрестить шпаги. Он считал Лоуренса-2 своим личным противником и мог надеяться на поединок. Теперь поединок уже невозможен. Лоуренс-2 вышел из борьбы. Он — бывший разведчик.

Возможно, он не был личным противником. Не все, кто выступал против его страны, могли оказаться на какое-то время по ту сторону барьера и принять вызов. Являясь врагом, Лоуренс-2 целился в кого-то другого и сам представлял собой мишень. Но не для майора Язева. И то, что тот ловил Лоуренса-2 на мушку, было лишь проявлением обычной бдительности. Не задержался Доихара в Сахаляне, не сделал попытки перебраться на левый берег, хотя его и ждали и готовились принять. Майор Язев тоже готовился. Впрочем, кто отказался бы от поединка со знаменитым разведчиком. Федор Пильнов, тогда уже опытнейший следопыт, раскрывший не один шпионский тайник и обезвредивший не одного агента, заброшенного из-за Амура, ждал встречи с Доихарой Кендзи. Встречи не обязательно на этом берегу. Лоуренс-2 мог предстать организатором и даже автором хитроумной акции, предпринятой вторым отделом генерального штаба Японии Это была бы тоже встреча. Зорко следил за «японским Лоуренсом» первый чекист Приамурья Терентий Дмитриевич Дерибас, полномочный представитель ОГПУ по Дальневосточному краю. Отмечая на карте пункты, в которых задерживался разведчик, он предупреждал оперативников: «Доихара не может так просто уйти от границы. Не для того приближался к Амуру, чтобы глянуть в его спокойные воды. Надо быть готовыми к встрече…» Особенно насторожила Дерибаса «прописка» Лоуренса-2 в Харбине, в белогвардейском заповеднике, где китайская и японская секретные службы готовили агентов для заброски на левый берег Амура. Из Харбина начинался путь почти всех диверсантов, идущих на север.

Пункты «прописки» Доихары остались на карте Дерибаса, остались в донесениях, сводках. Сам же Доихара исчез. И следов не сыщешь. Были, вообще-то, следы, но вели они почему-то не к Амуру, а на юг, в Китай, к побережью Желтого моря. А из харбинского заповедника по-прежнему пролегала черная тропа на север. Агенты шли к большой реке, одолевали ее на рыбацких лодках или пешими по льду, если была зима, удачливые выбирались на левый берег, неудачливые тонули или падали на лед, чтобы уже никогда не встать. Каждый нес с собой чей-то приказ, чье-то веление. И ни разу не удалось обнаружить у агентов приказа Доихары Кендзи. Другие имена называли лазутчики. «Не его почерк, — констатировал Федор Пильнов. — Или сменил направление, и Приамурье его больше не интересует?» Да, получалось вроде так. Не осуществив ни одной акции против советского Дальнего Востока, Лоуренс-2 покинул маньчжурский плацдарм. Покинул, хотя так старательно, с таким риском готовил его. Плацдарм заняли другие: Комуцубара, Янагита, Акикуса, Хата… Их стиль хорошо знали в Хабаровске, диверсионные планы разгадывались по почерку авторов. Доихара в эту цепь не вклинивался со своей особой, жесткой манерой проведения операции. И Лоуренса-2 вычеркнули из списка действующих в Приамурье, перевели в число возможных противников, так сказать, потенциальных.

Потенциальным Доихара и остался, пока не вышел в полную отставку как разведчик. Не по возрасту и не по решению генерального штаба. Штаб считал Лоуренса-2 исполняющим задание и после того, как император Хирохито приложил руку к историческому рескрипту и радиостанции мира известили человечество о выходе Японии из войны. Уже подписан был на линкоре «Миссури» акт о капитуляции и на аэродромы Токио садились самолеты с представителями командования союзных армий, а Доихара все еще оставался в строю. Он покинул его лишь тогда, когда в дом его вошли американские офицеры и объявили об аресте.

На что надеялся все это время Лоуренс-2 — неизвестно. Если на переворот, который затеяли «молодые тигры», намереваясь поставить во главе правительства решительных генералов, способных продолжить войну, так путч сорвался, и кандидат в диктаторы военный министр Анами покончил с собой на рассвете 15 августа, а другого претендента не было. Или ждал чуда? Подарила же заботливая Аматэрасу императорскую династию Японии, отчего бы ей теперь не спасти ее от неумолимых волн истории? Повернуть назад от островов союзные армии, остановить советские войска хотя бы у Порт-Артура. Чудес не было, это хорошо, слишком хорошо знал Доихара. К богам он относился тоже без особого почтения. Во всяком случае, отправляя в преисподнюю земных наместников всевышнего, приставляя к их вискам пистолеты прямо в Алтарях небес, он нисколько не задумывался над тем, как к этому отнесутся творцы мира. Богов надо почитать, но не впутывать в политику, считал Лоуренс-2. Их советы хороши в кругу семьи и совсем непригодны в разведке.

Ни на чудо, ни на божественное провидение Доихара не рассчитывал. И все же что-то удерживало его в строю. Что-то неведомое.

Неведомое могло занимать Язева. Но и то лишь как недосказанность, с которой не хочется мириться поначалу, однако затем все же принимаешь ее — ведь и многоточие по-своему красноречиво…

Последняя страница жизни Доихары. Ее можно пробежать глазами, задуматься над судьбой разведчика. И только. Закрыть папку с делом Лоуренса-2. Расписаться в сопроводительной карточке: «Читал тогда-то майор Язев К.». Еще кто-то распишется. Еще… И будет это уже не встреча с Доихарой Кендзи, а расставание.

Да, он расставался с Лоуренсом-2, хотя еще шло следствие и до заседаний трибунала было далеко.

И расстался бы, не «открой» снова папку с делом Доихары будущий свидетель обвинения Генри Пу И. Не на процессе, а здесь, в отеле.

Но все по порядку…

Император Маньчжоу-го, бывший, естественно, — в Токио сейчас почти все бывшие, если иметь в виду звания и титулы, — сидел против майора и изучал меню. Обычно сидел и обычно изучал, как делают это все смертные, собираясь пообедать и не думая о том, что на их голове могла быть в эту минуту императорская корона, а на плечах шитая золотом мантия, не говоря уже о божественном сиянии, обязательном для всякого, вошедшего хоть раз в Алтарь небес.

Император говорил по-русски. Плохо говорил, но все же говорил. И ему это нравилось. Не желал слышать японскую речь, хотя пятнадцать лет был окружен японцами и общался с ними чаще, чем со своими подданными. Прежде чем глянуть на них и убедиться, насколько они счастливы под его правлением, он должен был испросить дозволения у своего советника — японского генерала, а тот — доложить по инстанции, инстанция — рассмотреть просьбу его величества и принять решение. За это время у императора пропадала охота видеть подданных. Сами же подданные не проявляли желания лицезреть маньчжурского микадо. Их вполне устраивал бронированный автомобиль, окруженный тройной цепью солдат, из которого боялся высунуться мистер Пу И. «Бронированным императором» в шутку называли его не особенно расположенные к веселью маньчжуры. Как известно, они бросали в этот злосчастный автомобиль бомбы и явно не для того, чтобы проверить прочность японской брони или величину заряда, трижды поджигали дворец императора и опять-таки не ради устройства праздничной иллюминации. Желание как можно скорее и надежнее отправить в рай единственного представителя Цинской династии было всеобщим. Японцы грозились убить его за то, что он не соглашался быть императором, маньчжуры и китайцы — за то, что согласился. «Не было в истории второго такого короля, — иронизировал Пу И, — которому столько раз подсовывали яд, подкладывали бомбы. Я не только боялся закурить сигарету, но и утолить жажду обычным способом. Впервые спокойно, без дрожи в руках, я прикоснулся к чашке, когда меня свергли с престола».