Эли Берте - Потерянная долина Страница 4

– Одной ночи передышки и сна для меня будет достаточно, – прервал его капитан. – Я не могу обременять вас, сударь, и пробуду здесь только крайне необходимое время. Завтра на рассвете я распрощаюсь с вами и принесу вам искреннюю благодарность за услугу, которую вы мне окажете.

Этот ответ, казалось, понравился Гильйому.

– Ну, так решено! – сказал священник. – Я был уверен, что мы не напрасно рассчитывали на преданность нашего соседа. Теперь, благодаря Богу, вы в безопасности капитан, по крайней мере, на несколько часов, и я могу вернуться в Розенталь.

– Да, мой достойный покровитель, – с чувством произнес француз. – Идите, и если увидеться снова нам не суждено, то будьте уверены, что воспоминание о вас никогда не изгладится из моей памяти.

– Я с моей стороны, мсье, – спросил пастор, сжимая его руку, – не могу ли знать имя того, кому имел счастье оказать услугу?

– Мое имя Арман Вернейль... Капитан Вернейль из шестьдесят второй полубригады.

Гильйом быстро подошел к нему.

– Вернейль? – повторил он. – Вы кавалер де Вернейль, сын адмирала де Вернейля, умершего на чужбине?

– Вы знали моего отца? – удивленно воскликнул молодой человек.

– Я? Нет, но я часто слышал, как говорили о нем во Франции, в Париже.

– Мой любезный мсье, – продолжал капитан тоном полувеселым, полусерьезным, – если я смею о чем-либо просить, так это о том, чтобы вы не щекотали мой слух этим «де» – титулом кавалера в короткие минуты, которые мы должны провести вместе. Хотя мы живем и не в те времена, когда резали головы за то, что эти слова ставили перед своим именем, но все-таки неблагоразумно было бы щеголять ими. Впрочем, еще задолго до революции, уничтожившей подобные различия, я считал неуместным упоминать это «де» и титул «кавалера», потому что мой бедный отец, сделав меня сиротой, не оставил мне средств прилично поддерживать ни того, ни другого... Но эти разбирательства бесполезны... Итак, прощайте, – обратился он к пастору, – почтенный друг мой, благородный или нет, капитан Вернейль никогда, однако, не был неблагодарен.

Пенофер хотел идти, как вдруг снаружи послышался шум шагов и в комнату вбежала, запыхавшись, дочь пастора, белокурая Клодина с разбросанными по плечам волосами и лицом, раскрасневшимся от быстрого бега.

– Отец! – воскликнула она. – Спрячьте скорее француза. Они идут!

– Кто идет, дитя мое?

– Австрийские солдаты! Не успеешь прочесть псалма, как они будут здесь.

– Кайзерлики? – воскликнул изумленный Арман де Вернейль. – Как они могли найти меня?

Молодая швейцарка, видимо, угадала смысл этих слов, произнесенных по-французски.

– Кажется, – ответила она, потупившись, – они очень раздражены тем, что у подошвы Альби их натиск сдерживался горсткой французов, и хотят поймать офицера, который командовал ими. Они следили за ним издали, когда он пробирался к Розенталю, и грозятся предать огню деревню, если им не выдадут беглеца. Соседи видели, как француз вошел в наш дом, и поспешили сказать об этом. Солдаты бросились к нам и подняли страшный гвалт, который ужасно перепугал мою бедную мать и меня. Я не знала, что отвечать на их вопросы, когда австрийский майор вспомнил, что при входе в Розенталь он видел двух человек в одежде протестантских пасторов, которые направлялись сюда. Он утверждал, что один из этих двоих должен быть француз...

– Будь прокляты эти горы, где нельзя сделать и шага без того, чтобы тебя не увидели на три лье в окружности! – проворчал капитан.

– Но как же они узнали, что мы направились к господину Гильйому? – спросил пастор свою дочь.

– Солдаты грозились разграбить деревню, и наши соседи, испугавшись, выразили готовность отвести их до места, где они могут поймать чужестранца. Узнав, что вы направились в эту сторону, крестьяне догадались, что вы у господина Гильйома, и многие вызвались быть проводниками. Майор принял их услуги, и они пустились в дорогу... Что до меня, то я воспользовалась минутой, когда за мной не наблюдали, прокралась через сад и поспешила, чтобы предупредить вас. Австрийцы теперь рубят по дороге кустарник и ставят везде часовых. Но я бежала по дороге, известной мне одной, через лес и, слава Богу, пришла сюда вовремя.

При этих словах Клодина поправила свою юбку и косынку, приведенные в некоторый беспорядок кустами ежевики и терновника.

– Вы ангел! Ангел, ангел, юная фрау! – с жаром воскликнул Арман Вернейль, призывая на помощь все свои познания немецкого и прижимая к губам руку девушки.

В следующий миг раздался свирепый лай.

– Они идут, – сказал Гильйом с беспокойством. – Надобно на что-нибудь решиться.

Капитан вздохнул.

– Право, эта травля начинает надоедать мне. Я не хочу более подвергать опасности честных людей, принимающих во мне участие... Не лучше ли отдаться этому неприятельскому офицеру, который преследует меня с таким ожесточением?

– У вас всегда будет время сделать это, – возразил пастор.

– Нет, нет! – прошептала Клодина со слезами на глазах.

– Уж не хотите ли вы, чтобы я играл в прятки с этими ищейками? – с иронией спросил Арман Вернейль. – Наступает вечер и благодаря темноте, мне, быть может, удастся скрыться от них... Хотя, говоря откровенно, я не нахожу в настоящую минуту большого удовольствия в этой игре...

– Не говоря уж о том, что вы можете попасть под пулю, – прибавил Гильйом, – что было бы жалко, потому что, несмотря на кажущуюся ветреность, вы добрый и храбрый молодой человек. У меня есть другое средство.

К удивлению пастора и его дочери, он отвел капитана Вернейля в угол комнаты и тихо сказал ему:

– Опасность, которой вы подвергаетесь, мсье, весьма велика. Я могу и хочу спасти вас, если вы согласитесь на мои условия.

– Какие это условия?

– В том месте, куда я вас отведу, вы должны обещать никогда не открывать рта для произнесения ругательств или насмешек, как бы странны ни показались вам вещи, которые вы увидите или услышите. И еще... Вы должны хранить тайну этого приключения, когда выйдете оттуда.

– Вот странное требование! Между тем, если моя совесть...

– От вас не требуют ничего, что было бы противно совести честного человека.

– Ну что ж! Начало довольно романтическое. Но так как мне не из чего выбирать средства к спасению, то я обещаю.

– Вы клянетесь словом христианина?

– Клянусь.

– Честью дворянина?

– Честью дворянина и офицера шестьдесят второй полубригады.

– Этого довольно... Будьте готовы идти за мной.

Гильйом подошел к пастору и его дочери, изумленным этим таинственным разговором.

– Мой добрый Пенофер, – сказал он, стараясь казаться спокойным, – я нашел средство спасти вашего протеже, но я открою вам его после – теперь минуты дороги... Клодине и вам нечего бояться австрийских солдат. Удержите их здесь минут на пять, как можете... Через пять минут наш друг будет в безопасности.