Дмитрий Федотов - Однажды в Париже Страница 4

— Соглашаться, — без обиняков отрубил шотландец, сверкнув глазами. — Это в ваших же интересах, миледи. Вы, конечно, можете отказаться и остаться в Лондоне, но тогда граф Хантингдон непременно узнает о шалостях своего горячо любимого сына. Да и весь двор будет не прочь обсудить пикантные подробности вашего адюльтера. И вот вопрос: кому же в этом случае будет сочувствовать двор — неопытному молодому человеку или немолодой… интриганке, заманившей его?

— Я вас не понимаю, милорд! — почти искренне возмутилась Люси. — Что за грязные намеки?! Да как вам не…

— Что ж, давайте сейчас заглянем на минуточку в вашу спальню, миледи, — холодно парировал Элфинстоун, — и посмотрим, кто же спит в вашей постели?

Он сделал два шага к двери, ведущей в спальню. Люси вскочила, сжав кулачки.

— Не смейте!..

— Что это вы так забеспокоились? — Шотландец откровенно ухмылялся. — Поверьте, я много раз видел и просто спящих мужчин, и даже мужчин, занятых с женщинами амурными шалостями… Соглашайтесь, миледи. Деньги, кстати, я принес.

— А… если я все же не соглашусь?

— Тогда вот что я вам скажу, миледи. Вы ведь и сами догадались, что в Шотландии многие очень недовольны королем Карлом. Шотландия — как охапка очень сухой соломы, достаточно одной искры, чтобы вспыхнул огонь. Но его величество женат на сестре французского короля Людовика. И потому он вполне может рассчитывать на поддержку Франции почти в любой щекотливой ситуации, в том числе и в споре о будущем Шотландии. А мы, шотландцы, не желаем, чтобы он на эту поддержку рассчитывал.

Лорд Элфинстоун замолчал, и желваки на его широких скулах заметно напряглись. Люси же молчала — ни жива ни мертва. Она ведь даже не предполагала, что дело с мятежом против короля Карла зашло так далеко!

— Нам нужен надежный человек в Париже, — жестко продолжил Элфинстоун, — который поссорит Людовика с его преосвященством или, по крайней мере, сумеет настолько охладить их отношения, что монарх перестанет прислушиваться к советам старого интригана! Сейчас-то они заодно, к тому же французский король не слишком озабочен государственными делами. А вот когда поссорятся, в игру тут же вступит королева-мать, сильно обиженная сыновней нелюбовью. Возможно, даже тайно явится из Брюсселя. И королева Анна непременно даст знать о ссоре своему братцу, королю испанскому, а уж пресловутая мадам де Шеврёз немедленно начнет вербовать новую когорту врагов кардинала. И тогда Парижу станет не до лондонских дел. — Лорд снова помолчал. — Теперь вы знаете план всей интриги, миледи. И если откажетесь от моего поручения, мне останется лишь одно — убить вас.

Люси судорожно сглотнула. Она вдруг со всей ясностью осознала: Элфинстоун легко и изящно загнал ее в ловушку. Графиня бросила на него невольный взгляд и еще раз внутренне содрогнулась. Шотландец откровенно усмехался.

Теперь, что бы Люси ни предприняла, выбор оставался неизменным: или позор, или смерть. А скорее всего — и то и другое. Заполучить во враги лорда Хантингдона… Ох, лучше сразу мушкетную пулю в лоб!..

— Я должна подумать! — Люси все же нашла в себе силы на строптивый ответ.

— Вы умны, миледи, — кивнул Элфинстоун. — Вы уже поняли, что нужно соглашаться. Но если вам угодно, садитесь и думайте. Я подожду. И вот еще вам в качестве пищи для ума: если надеетесь, что про ваше милое приключение с Фердинандо знают только слуги, то ошибаетесь. У меня, например, есть ваши записки к нему. Весьма остроумные записки, надо заметить. Уже по одной этой детали легко опознать автора. А вы даже не позаботились изменить почерк да еще поставили свои инициалы!

— Лорд Элфинстоун — шантажист, — звонким от гнева голосом произнесла Люси. — Этого следовало ожидать.

— Политика, миледи, просто политика. Занятие не для ангелов. Но очень увлекательное занятие!..

— Пока не приводит к эшафоту!

— Да бог с вами, миледи! Еще не выросли деревья, из которых построят эшафот для герцогини де Шеврёз. А ведь вы намного умнее и способнее этой дамы. Обидно будет, если вы потратите свой ум и красоту на приключения с красивыми мальчишками.

«И в самом деле, — вдруг отрешенно подумала Люси, — отчего бы снова не поучаствовать в политических играх? Для дамы знатного рода — вполне достойное развлечение. Всё лучше, чем сидеть по вечерам в старом чепчике, проверяя счета от зеленщика и бакалейщика, а потом кричать на кухарку из-за недостачи двух пенсов…»

Видимо, шотландец догадался, о чем думает леди Карлайл. И положил на стол увесистый кожаный мешочек.

— Тут пятьсот фунтов, — сказал он. — Этого хватит, чтобы собраться в дорогу, доехать до Парижа и снять там приличный дом. Не спорьте, миледи! Я умею считать деньги и знаю парижские цены. Остальная сумма будет ждать вас в Париже.

— Еще пятьсот. — Люси нахально посмотрела Элфинстоуну прямо в глаза. — Я заложила свои драгоценности. Я не могу ехать в Париж без драгоценностей! И у меня огромные долги, — строптиво добавила она. — Вы должны их оплатить.

Она имела в виду, кроме давних долгов, и собственный портрет работы ван Дейка — замечательный портрет, между прочим, который она просто была обязана выкупить, иначе моментально стала бы при дворе посмешищем.

— Хорошо. Еще пятьсот вам принесут утром…

— Тысячу!

— Тысячу… Значит, мы договорились?

— Нет. Долги и плюс две тысячи!

— Если дама торгуется, значит, она на все согласна! — оскалился шотландец. — Хорошо. Долги и две тысячи. Теперь договорились?

— Теперь — да, — помолчав, сказала Люси. — Когда я должна отправиться… в изгнание?

— Ну-ну, миледи! К чему такие мрачные шутки? Я вовсе не чудовище, как читаю это в ваших прекрасных глазах, и прекрасно понимаю, что вам нужно… закончить некоторое женские дела и собраться. — Элфинстоун возвел глаза к потолку. — Думаю, что ваше появление в Париже к Рождеству будет в самый раз!

— Слушаюсь, монсеньор, — криво усмехнулась Люси.

И поняла, что без портрета в дорогу не поедет. Чертов фламандец умел сделать красавицу из любой женщины. Люси было жизненно необходимо каждый день видеть свое лицо пленительным и прекрасным, а в глазах — непременное торжество победительницы. Одеваясь и причесываясь, накладывая белила и румяна, чтобы наносить визиты, она желала смотреть и в зеркало, и на портрет, чтобы добиваться истинного сходства. Она страстно желала снова быть той, кому посвящали стихи лучшие поэты Лондона — Томас Карью, Уильям Картрайт, Роберт Херрик.

А Париж сулил немало загадочного и прекрасного. Париж слыл городом любовных безумств. И возраст там не имел ровно никакого значения!