Жюль Верн - Осада Рима Страница 4

Два дня спустя главнокомандующий обменял гарнизон Чивиты на захваченный в самом начале кампании французский батальон.

Оставив часть войск в Чивите, генерал Удино быстрым маршем направился к Риму. Аннибаль участвовал в этом доблестном броске, а Анри Формону удалось присоединиться к штабу главнокомандующего. К вечеру армия вступила в Пало и провела ночь, преодолев примерно половину пути, насчитывавшего всего около двадцати лье [13]. На рассвете части продолжили свой марш и вскоре приблизились к римскому аванпосту, где их встретили ружейным огнем.

Охваченный неразумным желанием как можно скорее добиться победы, главнокомандующий решил немедленно атаковать, и, хотя у него было мало войска и оно не приготовилось должным образом к штурму, герцог де Редджо приказал взять Рим, не мешкая ни одного дня, и пригласил офицеров на праздничный обед тем же вечером в «Минерве», одном из лучших ресторанов города. По приказу главнокомандующего собрали все веревочные и приставные лестницы, чтобы солдаты могли вскарабкаться по воздвигнутым перед входом в порт заграждениям.

Дорога из Чивитавеккьи подходит к Риму у ворот Фабрициа, расположенных позади собора Святого Петра. Главнокомандующий оставил дорогу слева и проник в город через ворота Каваллиджери, выходящие на хорошо укрепленный и огражденный бастион, венчающий Джаниколо. Раздались ружейные и пушечные выстрелы, но отважные французские солдаты, не обращая внимания на разрывы снарядов и густой дым, бросились на врага, хотя численность последнего и занимаемая им выгодная позиция делали его практически неуязвимым. 20-й пехотный выказывал чудеса храбрости, и, если бы препятствие, вставшее на его пути, можно было преодолеть, 20-й сделал бы это. Орлеанские стрелки тогда уже продемонстрировали несравненную отвагу и ловкость, которые отличали их затем во все время кампании. Один солдат, спрятавшись в виноградных кустах возле дороги, держал на мушке каждого пушкаря, высунувшегося из амбразуры, чтобы зарядить орудие. Пули точно ложились в цель; снайпера скрывала густая листва, делавшая незаметным даже самый дым его мушкета. Солдат долгое время оставался на своем посту, уложив восьмерых артиллеристов, пока сам не был убит пушечным выстрелом, заряженным картечью.

Тем временем французские отряды пядь за пядью отвоевывали территорию, но они все же почти не продвигались, а в атаке не двигаться вперед значит отступать. Вскоре итальянцы их погнали. Тщетно офицеры старались собрать своих людей и снова поднять их на штурм, они и сами понимали, что победа невозможна. Аннибаль и Анри встретились в разгар схватки, и лейтенант от инженерии не раз спас жизнь штабному офицеру, которого храбрость и ненависть увлекали в самую гущу рукопашного боя.

В пять часов просигналили отступление. Французы обратились в бегство, означавшее полный разгром. Генерал Удино старался как-то организовать отступление и сам мужественно оставался под огнем. Все напрасно. Солдаты, рассеявшись, отступали по двое, по трое, некоторые на скрещенных ружьях несли раненых, другие едва тащились, третьи сами смахивали на трупы, и все они сожалели о мужестве, энергии и храбрости, растраченных впустую. Аннибаль, Анри и Жан Топен ушли из-под стен Рима одними из последних и под руководством сапера Топена, который знал все ходы и выходы, направились на Кастель ди Гвидо. Аннибаль пребывал в ярости, Анри — в печали; Аннибаль переживал провал операции, Анри — плохой знак, под которым началась экспедиция. Аннибаль выходил из себя, Анри же, напротив, замкнулся и страдал молча, в то время как его доблестный товарищ бушевал.

— Лейтенант, — сказал Жан Топен, — мы еще вернемся. А говоря по правде, если из такого пекла удалось унести ноги, то, ей-богу, жаловаться не на что.

— Какой позор! — не унимался Аннибаль. — Да ты посчитал, сколько мы потеряли захваченными в плен и убитыми? Черт подери! Хотелось бы мне одним глазком взглянуть на отчет генерала о сегодняшнем провале!

— Простите, лейтенант, теперь нам известно, с кем имеем дело. Должен сказать, что, хотя эти итальянцы вовсе не герои, сегодня они показали себя настоящими храбрецами. Клянусь честью, я видел своими глазами, как мужественно они умирали.

— Ладно, Анри, — обратился Аннибаль к другу, — выше голову! Ты сражался как настоящий солдат. Думаю, не одно итальянское сердце удивилось, встретив столько гнева и ненависти на конце твоей сабли! Да ты слышишь ли меня?

Молодой капитан не ответил; он ни улыбкой, ни словом отозвался на утешения лейтенанта и на шутки солдата. Те замолчали, и дальнейший путь прошел в тишине; к ночи они выбрались на Кастель ди Гвидо, где присоединились к главнокомандующему.

Другая часть отступившей армии дошла до Мальянеллы, так что солдат смогли собрать лишь в двух лье от Рима. Когда состоялась общая перекличка, выяснилось, что не хватает семисот пятидесяти человек.

Тем не менее разгром, имевший место 30 апреля, квалифицировали как глубокую разведку боем; следует все же думать, что австрийцы, стоявшие лагерем на другой окраине Рима и так же неудачно выступившие еще до прихода французов, да и вся Европа, пристально следившая за событиями в Италии, оценили происшедшее по достоинству.

Эта «глубокая разведка боем» и последовавшая за ней передышка способствовали началу переговоров. Вскоре под стены Рима прибыло необходимое пополнение. Экспедиционный корпус пополнялся в течение всей осады, так что его общая численность достигла в конце концов тридцати тысяч человек. Французская армия в Италии окончательно сформировалась. Она состояла из трех дивизионов под командованием генералов Реньо Сен-Жан-д'Анжели, Ростолана и Гесвиллера, тридцати батальонов, восьми эскадронов, тридцати шести артиллерийских полевых орудий, сорока осадных орудий, гаубиц, мортир, шести инженерных подразделений, одно из которых составляли минеры, — таковы были мощные военные силы, доблестно исполнявшие распоряжения генерала от артиллерии Тири и остроумные комбинации генерала-лейтенанта от инженерии Вайана.

С этого момента положение герцога де Редджо обрело логику — он был главнокомандующим! Он официально носил этот титул, и, что особенно важно, ему полагались все соответствующие почести, но про себя он знал, что в армии есть человек высокого интеллекта и заслуженной известности, который заменит его в боевых действиях и в случае необходимости объявит себя командующим французскими частями. Если до сих пор еще этого не сделали, то лишь потому, что было не принято на пост главнокомандующего назначать генерала специального корпуса. Вот почему генерал-лейтенант от инженерии Вайан держался в тени, но сразу же по прибытии под стены Рима принял на себя командование осаждавшими город войсками.