Ольга Крючкова - Король Австразии Страница 4

Увы, Аларий не унаследовал от своего отца Эйриха Непобедимого ни надлежащей решимости, ни мудрой прозорливости. Это только его доблестный родитель смог еще во времена правления Либия Севера[21] резво преодолеть с дружиной Пиренеи, вторгнуться в Лангедок и обосноваться в Тулузе. А затем силой меча взять еще и земли в бассейне Луары, впоследствии передав Пуатье с прилегающими к нему территориями сыну.

Да, король Эйрих всегда умел вести мудрую политику и с соседями-королями, и с Римом. Именно он заключил в свое время мирный договор с Эгидием Афранием и его сыном Сиагрием. И он же, воспользовавшись царившими в Риме смутными временами, когда одного императора буквально сходу менял другой, пообещал очередному правителю увядающей империи исправно платить налоги, но… в обмен на признание его притязаний. И даже юному тогда еще Хлодвигу Эйрих не забыл преподнести щедрые дары и искренние заверения в том, что никогда и никоим образом не посягнет на земли франкского королевства.

Теперь же Аларий, привыкший вести беспечную жизнь и почивать на лаврах великого родителя, пребывал в полной растерянности. Как поступить: дать приют безземельному королю Суассона или все-таки выдать его Хлодвигу?!

Опасаясь гнева Хлодвига и рассчитывая на дальнейшее мирное сосуществование франкского и вестготского королевств, в итоге Аларий остановился на мысли о выдаче беглеца. Встреча королей произошла на одном из многочисленных островков, омываемых стремительными водами Луары. Хлодвиг выразил удовлетворение мудрым поступком Алария и заверил его в вечной дружбе. И в подтверждение своих слов даже преподнес Аларию сокровища, отнятые у Эгидия во время похода в Аквитанию. Растроганный король вестготов принял расположение Хлодвига за чистую монету, а Сиагрий очень скоро был казнен…

Жители Суассона поклонялись, наряду с Логосом, и Иисусу Христу, проявляя тем самым завидную веротерпимость. Однако доктрина христианства получала на землях Суассонского королевства все большее распространение, ибо ее исповедовал сам Рим, официально объявивший арианство ересью. Именно поэтому на территории Суассона насчитывалось уже несколько христианских храмов и монастырей.

Согласно франкским обычаям все захваченные у поверженных противников трофеи свозились в одно место, после чего происходил их дележ. Разумеется, в присутствии короля. В Суассоне добыча оказалась богатой! Но в самый разгар дележа, осуществляемого на сей раз в огромном зале одной из местных вилл, к франкским захватчикам пожаловал епископ, настоятель храма Сен-Пьер. Облаченный в темную сутану и опираясь на резной посох, он с порога навскидку определил вождя завоевателей в высоком гордом мужчине с распущенными черными волосами. Поэтому, не раздумывая, приблизился к Хлодвигу и, низко поклонившись, сказал:

– Молю тебя о милости, о, могущественный властитель Суассона!

– Говори! – кивнул король франков.

– Я – настоятель храма Сен-Пьер. В нашем храме хранилась серебряная чаша, история которой исчисляется почти тремястами годами и восходит к истокам христианства. Молю вас: оставьте себе все золото, серебро и всю церковную утварь, но верните чашу! – епископ пал перед Хлодвигом на колени.

– Настоятель! Твоё религиозное рвение и преданность вере весьма похвальны. Но здесь, как видишь, собрано слишком много разных чаш. Так что, если найдешь среди них ту, о которой просишь, я готов вернуть ее тебе.

– Благодарю тебя, о, могущественный властитель Суассона!

Епископ поднялся с колен и проследовал к расположенным посреди зала длинным скамьям, на которых были выставлены всевозможные сосуды. Искомую серебряную чашу, украшенную драгоценными камнями и жемчугом, он отыскал только на третьей по счету скамье.

– Вот она! – воскликнул епископ и трепетно взял ее в руки.

– Что ж, епископ, чаша твоя! – снисходительно изрек Хлодвиг.

Неожиданно один из его воинов подскочил к епископу и, выхватив у того чашу-реликвию, возмущенно вскричал:

– Господин, ты вправе распоряжаться лишь своей долей добычи! – Никто не успел и глазом моргнуть, как он выхватил из ножен спату и одним махом разрубил ценную чашу надвое. – Вот, господин! Теперь всё по справедливости: одну половину пусть, так и быть, забирает епископ, но другая половина – это добыча воинства!

В душе Хлодвиг пришел в неописуемое негодование от подобной дерзости подчиненного, однако прилюдно попрать древний обычай своего народа не решился. Зато примерно через год, во время очередного смотра дружины, Хлодвиг, подойдя к тому самому дерзкому воину, обвинил его в небрежном отношении к оружию: якобы его меч был тупым и имел множество зазубрин. Выхватив у него из-за пояса франциску[22], король с брезгливой гримасой бросил ее на землю, а когда тот нагнулся, чтобы поднять оружие, молниеносным ударом меча рассек его голову пополам.

– Ведь именно так ты поступил с чашей в Суассоне?! – мстительно молвил он.

С тех пор никто и никогда не осмеливался открыто выступать против Хлодвига.

Глава 2

Букцинатор[23] просигналил в боевой горн, едва забрезжил ранний апрельский рассвет. Многочисленные франкские вагенбурги[24] мгновенно пробудились.

Свита короля в полной амуниции – в рогатых шлемах-геумэ с откинутыми кольчужными масками и в сетчатых панцирях, с мечами и францисками в руках – собралась у походного королевского шатра.

Хлодвиг по сигналу тоже поднялся с тюфяка и освежил лицо водой. Оруженосец подал завтрак – чашу вина и кусок запеченного на огне мяса. Расправившись наскоро с трапезой, король надел перевязь с мечом, накинул пурпурный палудаментум и вышел из шатра. При его появлении воины свиты, буквально затаившие дыхание в ожидании повелителя, синхронно обнажили головы и преклонили колена. Хлодвиг ответил на их приветствие легким кивком и привычно занял выжидательную позицию.

Закаленные в боях верные воины, многие из которых сражались бок о бок с Хлодвигом вот уже почти восемь лет, приложили правые руки к сердцам и заученно отчеканили:

– Мы, букеларии короля франков Хлодвига, клянемся своей пламенной верой, что ни мечи противника, ни его секиры или метательные снаряды не заставят нас изменить нашему повелителю!

– Да будет так! Да поможет нам Великий Логос! – подытожил их речь Хлодвиг.

Доблестные воины вновь водрузили на головы шлемы-геумэ и тщательно расправили кольчужные маски.

Вагенбурги были сноровисто свернуты. Выстроившись в надлежащем порядке, десять конных турм[25] и почти семь тысяч пехотинцев двинулись к границе вестготов, до которой предстояло примерно с час неспешного хода. Впереди войска по левую руку от Хлодвига шествовали букеларии, а по правую – гордо вышагивал знаменосец с высоко поднятым королевским штандартом: золотой головой оленя на белом фоне. Следом тянулись возглавляемые командирами турмы, а за ними – пехотинцы-скары. Одни отряды пехоты имели на вооружении тяжелые щиты и длинные копья-ангоны для построения черепахой, а другие – легкие кожаные тарчи треугольной формы для ближнего боя и мечи-скрамасаксы с францисками-секирами, подвешиваемые для пущего удобства за спину.

Приграничные форты вестготов, расположенные, согласно римским правилам, ровно в лиге[26] друг от друга, несли службу как обычно, ничуть не подозревая о скором нападении неприятеля. Форт Меробад считался самым крупным и укрепленным из них. Его командир Грициан как раз производил утренний обход постов и дозорных башен, когда на равнине, раскинувшейся на расстоянии примерно в пол-лиги к северо-западу, заметил вдруг странное движение. Вглядевшись пристальнее, он зычным командирским голосом протрубил:

– Франки! Тревога!!! Га-арнизон, принять боевую готовность! – Затем подозвал гонца: – Немедленно отправляйся в Орлеан и далее – в Пуатье! Запомни и передай слово в слово: «Франки наступают несметным полчищем. Более двух дней не продержимся. Готовьтесь к самому худшему».

Понятливо кивнув, гонец ускакал. А Грициан, заняв на дозорной башне наиболее удобную позицию, принялся наблюдать, как франкские воины живой лавиной приближаются к Меробаду.

– О, Логос Великий, помоги нам продержаться хотя бы немного! – возвел Грициан взор к небу в отчаянной мольбе, прекрасно сознавая, что ждать помощи неоткуда и что, возможно, грядущий бой окажется последним в его земной жизни…

Франки подошли к Меробаду вплотную. Отряд артификсов, обслуживающих метательные машины, подкатил к стенам форта механизмы для метания камней и деловито настроил их на цель. Осажденные вестготы поняли: если стены будут разрушены, гарнизон падет в считанные часы.